[ Оглавление ]
[ Пролог ] [ Глава 1 ] [ Глава 2 ] [ Глава 3 ] [ Глава 4 ] [ Глава 5 ] [ Глава 6 ] [ Глава 7 ] [ Глава 8 ] [ Глава 9 ] [ Глава 10 ] [ Глава 11 ] [ Глава 12 ] [ Глава 13 ] [ Глава 14 ] [ Глава 15 ] [ Глава 16 ] [ Глава 17 ] [ Глава 18 ] [ Глава 19 ] [ Глава 20 ] [ Глава 21 ] [ Глава 22 ] [ Глава 23 ] [ Глава 24 ] [ Глава 25 ] [ Глава 26 ] [ Глава 27 ] [ Глава 28 ] [ Глава 29 ] [ Глава 30 ] [ Глава 31 ] [ Глава 32 ] [ Глава 33 ] [ Глава 34 ] [ Глава 35 ] [ Глава 36 ] [ Глава 37 ] [ Глава 38 ] [ Глава 39 ] [ Глава 40 ] [ Глава 1 ч. 2 ] [ Глава 2 ч. 2 ] [ Глава 3 ч. 2 ] [ Глава 4 ч. 2 ] [ Глава 5 ч. 2 ] [ Глава 6 ч. 2 ] [ Глава 7 ч. 2 ] [ Глава 8 ч. 2 ] [ Глава 9 ч. 2 ] [ Глава 10 ч. 2 ] [ Глава 11 ч. 2 ] [ Глава 12 ч. 2 ] [ Глава 13 ч. 2 ] [ Глава 14 ч. 2 ] [ Глава 15 ч. 2 ] [ Глава 16 ч. 2 ] [ Глава 17 ч. 2 ] [ Глава 18 ч. 2 ] [ Глава 19 ч. 2 ] [ Глава 20 ч. 2 ] [ Глава 21 ч. 2 ] [ Глава 22 ч. 2 ] [ Глава 23 ч. 2 ] [ Глава 24 ч. 2 ] [ Глава 25 ч. 2 ] [ Глава 26 ч. 2 ] [ Глава 27 ч. 2 ] [ Глава 28 ч. 2 ] [ Глава 29 ч. 2 ] [ Глава 30 ч. 2 ] [ Глава 31 ч. 2 ] [ Глава 32 ч. 2 ] [ Глава 33 ч. 2 ] [ Глава 1, ч. 3 ] [ Глава 2, ч. 3 ] [ Глава 3, ч. 3 ] [ Глава 4, ч. 3 ] [ Глава 5, ч. 3 ]

 

30.

 

«И еще, в июне 1421 перед днем св.Георгия Ян Жижка сжег членов этой пикартской ереси; в числе их было два пресвитера, одного из которых звали Петр Канищ. Никто из них не захотел по увещанию Жижки отказаться от своих заблуждений, но радостно, с улыбкой приступили они к пучине огня...»

Лаврентий из Бржезовой «Гуситская хроника»

 

Божена (Мартин не ошибся, он действительно видел уже эту женщину в Таборе) поставила на стол кружки с молоком и хлеб. Ели молча. Доливая молоко, Божена как бы невзначай касалась плеча Мартина своей мягкой большой грудью. Ей было лет тридцать пять, и она была еще достаточно красива. На минуту Мартин даже представил её в своих объятиях, но тут же отогнал эту мысль прочь – сейчас не стоило поддаваться искушениям плоти, да и после последней встречи с Марией он решил, что не притронется больше к женщине...

Милан, уходя, посмотрел на Божену:

-       Завтра... Ты готова?

-       Я готова. Ничто и никто не заставит меня отречься. Только вот сын – Гинек – я боюсь за него. Смерть на костре – страшная смерть для ребенка.

Десятилетний Гинек тоже сидел за столом. Он старался выглядеть героем:

-       Я тоже пойду на костер вместе с мамой!

Божена тяжело вздохнула. Мартин поспешил успокоить её:

-       Жижка никогда не убивал детей.

-       После уничтожения адамитов он особенно свиреп. Говорят, что он сжег их всех, включая самых малых детей.

-       Ну это особый случай. Эти дети были совращены Микулашем в содомский грех.

-       Вот видишь! Ладно, я прилягу. А поутру, в четыре часа я тебя выведу, Мартин. – Божена ушла за занавеску.

Мартин с Миланом обнялись.

-       Ты уж доберись до Моравии, Локвис! Не мы, так вера наша будет жить! Прощай!

-       Прощай и ты. 

 

Мартин прикрыл дверь за Миланом и вошел в дом. Тут его ждал Гинек:

-       Дядя Мартин, а правда, что нас всех завтра сожгут за нашу веру? – Спросил мальчик.

-       Тебя не тронут, Гинек, не бойся.

-       А я и не боюсь. Я хочу, чтобы меня сожгли со всеми. Мама сказала, что тогда мы сразу же попадём к Богу на Небеса и там будет очень хорошо

Мартин посмотрел на Гинека и тяжело вздохнул, но ничего не ответил.

-       Дядя Мартин, - Мальчик подошел к нему и доверчиво вложил свои ладошки в его руки. – А расскажи мне, как сожгли святого магистра Яна Гуса. Он ведь не был еретиком, правда?

-       Нет, он не был еретиком.

-       А все говорили, что он еретик, как и про нас говорят. И за это сожгли. Как это было? Ты знаешь?

-       Знаю. Мне эту историю рассказал Петр из Младоневиц, который видел всё своими глазами. Произошло это 6 июля 1415 года. До этого его долго убеждали отречься от своего учения. И даже император Сигизмунд послал к нему четырех епископов и панов Яна из Хлума и Вацлава из Дубы. Паны эти были друзьями Гуса, но они не стали уговаривать его предать свои взгляды. Ян из Хлума сказал тогда: «Магистр Ян, мы миряне и не слишком-то учены, но если ты чувствуешь себя на неверном пути и виновным хоть в немногом из того, в чем обвиняет тебя этот собор, не стыдись отступиться и отречься от этого. Если же твоя совесть говорит тебе, что ты не повинен в этом, не делай ничего против совести, не солги пред лицом Божьим, но лучше до смерти стой за ту правду, которую познал ты из закона Божьего.»

-       И что ответил Гус?

-       В ответ Гус заплакал и тихо ответил: «Пан Ян, знай твердо - если б было мне ведомо, что я когда-нибудь что-либо еретическое писал, учил или проповедовал против закона Божьего и святой церкви, я был бы готов с покорностью отречься от этого, Бог свидетель!» Гус не отрекся, и семь епископов совершили над ним обряд лишения священнического сана, после чего передали для казни в руки палачей. На голову Гуса, в знак того, что он еретик, надели бумажную корону с нарисованными фигурками чертей и с надписью на латыни: «Се-ересиарх!», сопровождая это проклятием: «Вручаем душу твою дьяволам», на что Гус спокойно возразил: «Я же вручаю ее воплощению добра, Господу Иисусу Христу».

-       Он был смелый человек, а, дядя Мартин?

Мартин посадил Гинека себе на колени и продолжал рассказ:

-        Идя на смерть, он говорил тем, кто шел рядом, чтобы они не думали, будто он хочет принять смерть за ереси, в которых его ложно и несправедливо обвинили по наущению его врагов. И когда он пришел на место, где должен был умереть, то преклонил колени и долго молился. А потом громко и радостно прочитал псалом «В руки Твои, Господи, вручаю душу свою».

-       А где это было?

-       Это был деревенский луг, неподалёку от города Констанц, где его судили. Так вот, когда он так молился, некоторые люди, стоявшие около, сказали: «Мы не знаем, какие вещи он до сих пор говорил или делал, но вот видим и слышим - святые слова говорит он и молится». Другие говорили: «Хорошо было бы дать ему исповедника». Но один священник, сидящий на коне, сказал: «Негоже слушать его, и исповедника нельзя ему дать, ибо он еретик!»

-       Это был злой человек?

-       Да, Гинек, злой... Гус продолжал молиться и только усмехнулся, когда с его головы упала позорная бумажная корона. А тот священник сказал: «Возложите ее опять ему на голову, да сожгут его вместе с чертями, хозяевами его, которым он служил здесь». Тогда, восстав с колен, Гус ясным голосом стал молиться: «Господи Иисусе Христе, готов я с любовью и покорностью принять сию жестокую и ужасную смерть за светлое твое Писание и за то, что проповедовал святое слово твое; прости же, прошу, всем врагам моим!» Тогда, сняв с него черный кафтан и оставив в одной рубашке, привязали его руками назад к какому-то толстому просверленному колу, стянули веревками в семи местах, кол же в землю воткнули. И когда лицом его к восходу солнца обратили, тот злой священник сказал: «Поверните его лицом к западу, а не на восток, ибо он еретик!» И сделали так. Затем за шею привязали его к колу цепью. Тогда вокруг него со всех сторон уложили вязанки дров вперемежку с соломой по самое горло.

-       И он не испугался?

-       Нет, он не испугался. Он верил, что попадёт к Богу.

-       А когда его сжигали, ему ведь было больно?

Мартин внимательно посмотрел на мальчика. Ему стало жалко его, хотя он и был уверен, что Жижка не тронет ребёнка...

-       Нет, Гинек, ему не было больно. Ну разве только немного... Душа его очень быстро отлетела к Богу. Но прежде чем поджечь, подъехал к нему императорский маршал, в последний раз увещевая магистра отречься и сохранить жизнь. Магистр же отвечал высоким и ясным голосом: «Бог свидетель, никогда я не учил тому и не проповедовал, того, что мне несправедливо лжесвидетелями приписывается. Ибо первой целью моих проповедей, учения и сочинений и прочих всех деяний было только спасти людей от греха. И на правде этой, которую писал и проповедовал, которой учил я, взяв ее из закона Божьего и толкований святых докторов, готов с веселием умереть ныне». Услышав это, маршал хлопнул в ладоши и отъехал в сторону. И палачи его тотчас подожгли. И магистр Ян громким голосом запел: «Христос, сын Бога живого, помилуй нас!» А когда он пел: «Иже родился от Девы Марии», поднялся ветер и бросил ему пламя в лицо. Тогда он умолк, молясь про себя до тех пор, пока не испустил дух. А перед тем как умереть, тихо шевелил губами и качал головой, как человек, который быстро три раза произносит: «Отче наш».

Гинек задумался. Его ладошки согрелись в руках Мартина. Мальчик осторожно освободил свои руки, отошел к стене дома и сказал:

-       Я тоже завтра буду читать «Отче наш», когда меня подожгут.

Мартин, видя, что мальчишку не разубедить, попробовал пугнуть его, чтобы завтра Гинек и в самом деле не вел себя слишком дерзко и не вызвал бы вдруг гнев Жижки. Черт знает, что у того на уме. Сжечь, конечно, не сожжет, но...

-       Слушай дальше, Гинек. Когда вязанки дров, сгоревшие вокруг Яна Гуса, рассыпались, а тело еще на колу за шею держалось, будучи привязано цепью, тогда палачи, повалив палками тело вместе с колом в огонь, еще гораздо подбросили дров и потом разбивали кости, чтобы те быстрее горели. А найдя голову, развалили её палкой. А найдя среди внутренностей сердце,  на палку его насадили. И на палке сжигали его, а другой палкой били. Кафтаном и пояс Гуса тот злой священник приказал тоже в огонь бросить, говоря: «Чехи это святыней сочтут и почитать станут». Сжегши все дотла, весь пепел с землею вместе собрали, на тележку насыпали и бросили в реку Рейн, желая навеки изгладить саму память о магистре Яне Гусе. Но это им не удалось.

Мальчик смотрел на Локвиса широко открытыми глазами. «Зря я всё-таки напугал его» – подумал Мартин. Погладил Гинека по голове, прижал к себе:

-       Уже поздно. Ложись-ка спать. И не думай ни о чём. Тебе еще жить да жить...

Некоторое время он сидел возле Гинека. Наконец, мальчик заснул. Засопел. И тогда из-за занавески послышался шепот Божены:

-       Мартин, иди ко мне.

Она лежала на ложе не укрытая, в одной короткой рубахе. Мартин подошёл, стал рядом.

-       Что тебе?

-       Ложись рядом, Мартин. – Зашептала Божена.

-       Я не буду сегодня спать. Да и идти нужно будет через три часа... – Он знал, зачем она звала его, но решил удержаться от соблазна.

-       Завтра мне помирать, а мужа уже два года как убили... Утешь меня, утешь, Мартин. В последний-то раз.

Она быстро скинула рубаху. Он невольно восхитился зрелой красотой её полных бедер, большой грудью. Сдерживать себя было трудно, но он еще надеялся найти предлог, чтобы уйти и заснуть на полу, неподалёку от Гинека.

-       Ну, иди же ко мне! – Божена быстрым движением расплела косы и разметала свои длинные - до самых бедер - волосы. Она была необычайно хороша в эту минуту. И Мартин сдался. ...Она что-то горячо шептала ему на ухо, едва сдерживая стоны, чтобы не проснулся сын, - Локвис не разобрал её слов, да это было и не важно. Впившись губами в её полные, спелые губы и едва сдержав стон от огненной вспышки, остро и сладостно пронзившей всё его существо, он вдруг ясно понял, что и он последний раз в жизни познаёт женщину... Вскоре он заснул и проснулся от того, что Божена трясла его за плечо. Она была уже одета.

-       Пора. Пойдём, Мартин!

Он быстро оделся. Выйдя за занавеску, он увидел, что мальчик как-то странно лежит. И лица Гинека не было видно – на голове его лежало свернутое несколько раз полотно. Почувствовав недоброе, Мартин подошел ближе. В тусклом предрассветном свете тело мальчика было неподвижно. Он не дышал.

-       Ты что?! – Закричал он на Божену, но та поспешно закрыла его рот ладонью. – Ты что, задушила его? – Прохрипел он сквозь её сильную ладонь.

-       Во сне лучше, чем на костре. Я не выдержала бы этого.

-       Дура! Я же говорил тебе, что Жижка не трогает детей!

-       Он сейчас хуже зверя, он на всё способен! – Отвечала Божена.

-       Дура! – Опять в сердцах выругался Мартин...

-       Пойдём, милый!

Он вышел, не оборачиваясь и шёл за ней, вспоминая эту ночь и чувствуя, что на смену благодарности, которую он испытал к этой женщине, приходит брезгливость и гнев. Но было не время проявлять чувства. Они шли через огороды к городской стене. Божена быстро отыскала место в стене, заваленное брёвнами, где можно было проползти на ту сторону. Не говоря ни слова на прощание и даже не глядя на женщину, Мартин отодвинул два тяжелых бревна и устремился в проход. Через минуту он был уже вне города. Божена перекрестила его во след, придвинула брёвна на место и вернулась в дом.

 

В десять часов утра двести человек пикартов (детей и стариков Жижка действительно не тронул) стояли на площади городка, в то время, как вооруженные люди таскали доски и солому на огромное кострище.

Жижка старался использовать всё своё красноречие, чтобы убедить их всех, или хоть кого-нибудь из них отречься от извращенного учения. Он убеждал, увещевал, просил... Его даже не слушали. Никто из двухсот человек не дрогнул. Многие улыбались и читали молитвы. Больше часа Жижка ждал чуда, затем плюнул и, сопровождаемый своим поводырём, покинул площадь.

Их жгли по очереди – по сорок человек зараз. Казнь продолжалась несколько часов. Но те, кто дожидался своей очереди, взирая на обгорающие тела товарищей, были уже по ту сторону земного бытия...

 

Когда Жижке сообщили, что Локвиса среди казнённых нет, он рассвирепел:

-       Послать всюду людей, чтобы нашли его. Это он заразил своей гнусной ересью тех, кто сейчас были пожраны пучиной огня. Схватить и привезти его в Прагу – для публичной казни!

 

А Мартин Локвис в это время подходил к местечку Хрудим, где он встретился с еще одним пикартом, одноглазым Прокопом, который покинул Табор еще весной. Перекусив и решив отправиться дальше вместе, они подошли к восточным воротам Хрудима, но там были узнаны неким Дивишем, капитаном этого города, который год назад жил среди таборитов. Несколько людей Дивиша схватили Мартина и Прокопа, и привязали к столбу, стоящему неподалёку от ворот. Так они и стояли, привязанные, до вечера. Вечером же к ним подошел Дивиш и пресвитер Амвросий из Градца. Оба они выглядели мирно и на минуту показалось, что их могут еще отпустить. Дивиш спросил у них, что они думают о святом таинстве тела и крови господа Иисуса Христа. Мартин промолчал. Прокоп же, собравшись с духом, отвечал:

-       Мы признаём, что Христос имел только одно тело, которое сейчас на Небесах, а не множество тел, в которые пресуществляются дары на алтарях, что есть заблуждение!

Услышав эти слова, Дивиш, который до того собирался их отпустить, если бы они ответили, согласно закону Божьему, вдруг вскипел и не сдерживая себя, стал в ярости бить связанных пленников кулаками. 

-       Богохульники! – Кричал Дивиш. – Сейчас же сжечь их!

Подоспело несколько вооруженных охранников, но тут вступился Амвросий:

-       Подожди, капитан. Зачем лишние жертвы. Отдай их мне и я добьюсь, чтобы они отреклись от этой позорной ереси.

-       Пусть будет по твоему. – Сдерживая гнев, произнес Дивиш. – Эй, закуйте этих еретиков в железо и посадите на подводу пресвитера Амвросия. Я дам тебе, Амвросий двух человек, чтобы ты спокойно доставил их в Градец Карлове до прояснения дела.

Мартина и Прокопа заковали и бросили на подводу. На следующий день они были уже в Градце Карлове. Амвросий посадил их в башню и каждый день в течении нескольких недель приходил к ним, взывая к их душам. Безуспешно. Для Мартина эти несколько недель прошли как во сне: временами он даже забывался настолько, что переставал понимать где он находится.

Затем об их поимке узнал Жижка. Он стал настаивать, чтобы их привезли в Прагу для публичной казни. Но пражские консулы, наслышанные о силе проповеди Мартина, испугались, как бы в городе не возник мятеж, так как там еще оставались сторонники пикартов. Тогда Мартина и Прокопа доставили в Руднице и там передали в руки палача. «Палач жестоко выжег им бока до самых внутренностей, чтобы они признались, нет ли у них сообщников в Праге. Под действием таких мучений они назвали имена нескольких людей, которые до сего времени в Праге придерживались такого же учения о таинстве причащения. И когда после этого их многократно убеждали вернуться в лоно единой Церкви, раскаявшись в своих заблуждениях, они с усмешкой сказали: “Не мы, а вы находитесь в заблуждении, соблазнённые заблудшим духовенством, и преклоняете колена перед творением, т.е. перед освященным для таинства хлебом”. Наконец произошло то, что в 5-й день недели перед днём св.Варфоломея, т.е. 21 августа 1421 года их вели на сожжение при большом стечении народа[1]...»

 

 

---

[1] Лаврентий из Бржезовой «Гуситская хроника».

 

[ Оглавление ]
[ Пролог ] [ Глава 1 ] [ Глава 2 ] [ Глава 3 ] [ Глава 4 ] [ Глава 5 ] [ Глава 6 ] [ Глава 7 ] [ Глава 8 ] [ Глава 9 ] [ Глава 10 ] [ Глава 11 ] [ Глава 12 ] [ Глава 13 ] [ Глава 14 ] [ Глава 15 ] [ Глава 16 ] [ Глава 17 ] [ Глава 18 ] [ Глава 19 ] [ Глава 20 ] [ Глава 21 ] [ Глава 22 ] [ Глава 23 ] [ Глава 24 ] [ Глава 25 ] [ Глава 26 ] [ Глава 27 ] [ Глава 28 ] [ Глава 29 ] [ Глава 30 ] [ Глава 31 ] [ Глава 32 ] [ Глава 33 ] [ Глава 34 ] [ Глава 35 ] [ Глава 36 ] [ Глава 37 ] [ Глава 38 ] [ Глава 39 ] [ Глава 40 ] [ Глава 1 ч. 2 ] [ Глава 2 ч. 2 ] [ Глава 3 ч. 2 ] [ Глава 4 ч. 2 ] [ Глава 5 ч. 2 ] [ Глава 6 ч. 2 ] [ Глава 7 ч. 2 ] [ Глава 8 ч. 2 ] [ Глава 9 ч. 2 ] [ Глава 10 ч. 2 ] [ Глава 11 ч. 2 ] [ Глава 12 ч. 2 ] [ Глава 13 ч. 2 ] [ Глава 14 ч. 2 ] [ Глава 15 ч. 2 ] [ Глава 16 ч. 2 ] [ Глава 17 ч. 2 ] [ Глава 18 ч. 2 ] [ Глава 19 ч. 2 ] [ Глава 20 ч. 2 ] [ Глава 21 ч. 2 ] [ Глава 22 ч. 2 ] [ Глава 23 ч. 2 ] [ Глава 24 ч. 2 ] [ Глава 25 ч. 2 ] [ Глава 26 ч. 2 ] [ Глава 27 ч. 2 ] [ Глава 28 ч. 2 ] [ Глава 29 ч. 2 ] [ Глава 30 ч. 2 ] [ Глава 31 ч. 2 ] [ Глава 32 ч. 2 ] [ Глава 33 ч. 2 ] [ Глава 1, ч. 3 ] [ Глава 2, ч. 3 ] [ Глава 3, ч. 3 ] [ Глава 4, ч. 3 ] [ Глава 5, ч. 3 ]