[ Оглавление ]
[ Пролог ] [ Глава 1 ] [ Глава 2 ] [ Глава 3 ] [ Глава 4 ] [ Глава 5 ] [ Глава 6 ] [ Глава 7 ] [ Глава 8 ] [ Глава 9 ] [ Глава 10 ] [ Глава 11 ] [ Глава 12 ] [ Глава 13 ] [ Глава 14 ] [ Глава 15 ] [ Глава 16 ] [ Глава 17 ] [ Глава 18 ] [ Глава 19 ] [ Глава 20 ] [ Глава 21 ] [ Глава 22 ] [ Глава 23 ] [ Глава 24 ] [ Глава 25 ] [ Глава 26 ] [ Глава 27 ] [ Глава 28 ] [ Глава 29 ] [ Глава 30 ] [ Глава 31 ] [ Глава 32 ] [ Глава 33 ] [ Глава 34 ] [ Глава 35 ] [ Глава 36 ] [ Глава 37 ] [ Глава 38 ] [ Глава 39 ] [ Глава 40 ] [ Глава 1 ч. 2 ] [ Глава 2 ч. 2 ] [ Глава 3 ч. 2 ] [ Глава 4 ч. 2 ] [ Глава 5 ч. 2 ] [ Глава 6 ч. 2 ] [ Глава 7 ч. 2 ] [ Глава 8 ч. 2 ] [ Глава 9 ч. 2 ] [ Глава 10 ч. 2 ] [ Глава 11 ч. 2 ] [ Глава 12 ч. 2 ] [ Глава 13 ч. 2 ] [ Глава 14 ч. 2 ] [ Глава 15 ч. 2 ] [ Глава 16 ч. 2 ] [ Глава 17 ч. 2 ] [ Глава 18 ч. 2 ] [ Глава 19 ч. 2 ] [ Глава 20 ч. 2 ] [ Глава 21 ч. 2 ] [ Глава 22 ч. 2 ] [ Глава 23 ч. 2 ] [ Глава 24 ч. 2 ] [ Глава 25 ч. 2 ] [ Глава 26 ч. 2 ] [ Глава 27 ч. 2 ] [ Глава 28 ч. 2 ] [ Глава 29 ч. 2 ] [ Глава 30 ч. 2 ] [ Глава 31 ч. 2 ] [ Глава 32 ч. 2 ] [ Глава 33 ч. 2 ] [ Глава 1, ч. 3 ] [ Глава 2, ч. 3 ] [ Глава 3, ч. 3 ] [ Глава 4, ч. 3 ] [ Глава 5, ч. 3 ]

   

6.

 

««Вместо понятия "картины мира", в основе которой лежат принципы системности, соподчиненности, прогресса, появляется образ лабиринта, как символа полноты и Идеи мира. В нем разветвленные коридоры. Но в отличие от лабиринта классического, на пороге которого в твою руку сразу ложится нить Ариадны, ведущая к единственному выходу (это своеобразная метафора пути познания в традиционной мысли), - здесь его нет. Как нет центра, периферии. Дорожки подобны сетке – это ризома. Она устроена так, что каждая дорожка имеет возможность пересечься с другой. Пространство культуры, духовных форм деятельности (искусство, философия, религия, наука) – это пространство ризомы. Потенциально такая структура безгранична, хотя на самом деле она не достроена до конца. Наше освоение мира - "лабиринта" подобно путешествию по равнозначным возможностям дорожек ризомы. Так идея единства мира завершает себя в плюрализме форм, методов, принципов, направлений его освоения, который теперь не нуждается в трансцедентализме абсолютных истин».

Умберто Эко «Заметки на полях «Имени Розы»».

 

 

Костя спустился во двор в отличном расположении духа. На столике уже стояли бутылки и закуски, а Толик возился возле жаровни, насаживая на шампуры куски куриного мяса. Лучи заходящего солнца окрасили верхушки сосен. Воздух был наполнен пением птиц, трещанием кузнечиков и ароматом дыма. Свежесть и легкое дыхание этого вечера не хотелось притуплять выпивкой:

-       Ребята, давайте по две рюмочки, не больше...

-       Нет базара, Костя, - отозвался Толик, - одну бутылочку приговорим под шашлыки и все дела.

-       Мне все равно, я бы и вовсе пивком ограничился, - кивнул Гриша, - мы ведь с Юркой для тебя кое-что придумали.

Юра заговорщицки подмигнул, отхлебнул пива и позвал Толика:

-       Ну что, готово у тебя? Давайте начинать, - жрать хочется ужасно.

-       Пять минут потерпи, дорогой.

 

Некоторое время прошло в молчании. Оно было обманчиво – молчание это. Костя знал, что для Юры с Гришей он был своеобразным тренажером, по реакциям которого определялась степень их эрудированности и изящества мышления. Они не торопились, надеясь начать как можно непринужденнее, чтобы постепенно разогреваясь, постараться-таки удивить «гения философии» (как вполне искренне считали ребята). Иногда им это удавалось, хотя гораздо чаще их озарения встречали лишь скептическую улыбку Кости.

Наконец Толик поставил на стол дымящееся блюдо с ароматными шашлыками. Была разлита водка. Юра торжественно произнес:

-       Позвольте мне сказать несколько слов. Я хочу выпить за светлую голову хозяина нашего приюта, который собственно даже и не приют, а очаг в котором раз в году разгораются идеи, достойные Платона...

-       Разгораются и гаснут, - хмыкнул Толик.

-       Спокойно! – невозмутимо продолжал Юра, - если даже и гаснут, то только затем, чтобы на следующий год вспыхнуть с новой силой.

-       Хорош паясничать! За нас, ребята! За то, что мы снова вместе! – Толик опрокинул рюмку и потянулся к мясу. Юра не стал спорить. Выпили. Несколько минут молча жевали. Гриша начал осторожную разведку:

-       Прошлый раз мы расстались на том, что ты, Костик, обозначил возможность связки между гностицизмом и постмодернизмом. Между абсолютным ЗНАЮ и абсолютным НЕ ЗНАЮ, так сказать... И что же, - ты нащупал эту связь?

-       Тут дело безнадежное, - отвечал Костя, - я просто чувствую, что связь существует, но даже и не пытаюсь создавать какие-то логические построения. К тому же, с точки зрения академической философии, сама постановка вопроса некорректна...

-       Ну и зря. А почему бы нам не сделать это прямо сейчас? – Гриша разлил еще по одной, - давай пойдем простым логическим ходом.

-       Пойдем вместе... – улыбнулся Костя.

-       Ага, не забудь добавить еще, что ты никогда не пьянеешь[1], – вставился Толик и все расхохотались.

Гриша поднял рюмку:

-       Давайте выпьем за связь гностиков и постмодернистов!

-       Не знаю ни тех ни других, но пью с удовольствием, - Толик аппетитно крякнул.

-       Так вот он сидит, - один в двух лицах, - Юра кивнул на Костю.

-       Хорошо, давайте все-таки для начала прочертим именно логическую связь, - не унимался Гриша. – От гнозиса мы легко переходим к алхимии. А от алхимии рукой подать до Юнга. Дальше, правда, нам придется сделать шаг назад – к товарищу Фрейду. Ну а затем все как по маслу: структурный психоанализ Жака Лакана[2] из которого проистек постструктурализм и, собственно, постмдерн. Все легко и просто!

Костя безнадежно махнул рукой:

-       Мы давно знаем, что ты большой придумщик...

-       Да, Гришаня, ход этот какой-то корявый, - Юра встал из-за стола, подошел к Грише сзади, положил руки ему на плечи, - Корявый и никуда не ведущий. Даже, если ты просто хочешь найти линию преемственности, то куда ты дел всю классику, а главное – феноменологию и экзистенциализм? Без них – никакого постмодерна не было бы...

-       Это и есть то, до чего вы додумались за год? – разочаровался Костя.

-       Не торопись, братан, настоящий мужской разговор начнется после третьей рюмки. Это была ни к чему не обязывающая прелюдия. Дальнейший путь будет нелогичен. Как легкая пена шального прибоя. Сплошная ризома[3].

-       Слышу здравый намек на третью рюмку, - оживился Толик, - Поехали!

-       Сейчас еще по шашлычку и продолжим, - Гриша подмигнул.

 

Пока ели шашлык, Толик вспомнил, что недавно встретил одноклассницу – Ленку Миронову, в которую был влюблен в школе. Про этот роман знал весь класс. Однажды в десятом классе химичка застукала их вечером в гардеробе обнаженных и потных, елозящих на куче разбросанных пальто, курток и мешков со сменкой... Потом родителей вызывали на педсовет и все такое... Разговор постепенно уклонился в воспоминания. Затем проскользнуло несколько анекдотов. Откупорили еще одну бутылку водки... Через полчаса Гриша, которого слегка развезло, спохватился:

-       Стоп! Вернемся к нашим гностикам.

-       И постмодернистам, - подсказал Юра.

-       И к постмодернистам тоже... Итак, начнем издалека. Начнем с Блаженного Августина... Кто мне скажет, - какой главный вопрос проходит сквозной нитью через его «Теологический Трактат»?

-       Какой вопрос? – заинтересовался вдруг Толик.

-       А вопрос этот звучит примерно так: «если творение несовершенно, то совершенен ли Творец?» Исписав на эту тему, ежели я не ошибаюсь, около семисот страниц, Августин утверждает: «Творец совершенен!»

-       За это надо выпить! – Толик еще более оживился.

-       Тихо Толя! Пока нельзя, а то собьюсь, - продолжал Гриша, - Но за три века до этого, сирийский гностик Василид, - Гриша снова хитро подмигнул, а Юра хлопнул Костю по плечу, - пишет следующие строки о Первоначале, - дай Бог не соврать, - «Оно – ничто. Оно было, когда ничего не было, но это ничто не было чем-то из сущего, а – просто, ясно и без всяких софизмов – было всецелым ничто»!

-       Гляди-ка, даже не запутался! – восхитился Юра.

-       Говорил же я, что надо было вначале сказать, что я, мол, никогда не пьянею, - сказал Толя.

-       Не перебивайте, я и сам собьюсь... Итак, у Василида «ничто» даже с маленькой буквы. Атеист Хайдеггер и то с большой буквы «Ничто» писал...

-       Хайдеггер был атеистом только в первой половине жизни. К концу жизни он пришел к вере и даже к эзотеризму. Впрочем, когда он писал «Бытие и Время», то еще был атеистом, в этом ты прав, - заметил Костя.

Гриша снова взял инициативу:

-       Я с вашего позволения продолжу... Пожалуй, впервые вот так вот, просто, ясно и без софизмов – появляется «ничто».

-       Потом это «ничто» повторится в учениях мистиков Запада - Дионисия Ареопагита, Мейстера Экхарта, Якоба Беме, и Востока – Дзен и Дзогчен, - подхватил Юра.

-       Ну и что? – Косте начинала уже надоедать эта болтовня. Гриша, не обращая внимания на его раздраженный тон, продолжал:

-        Не мне об этом тебе рассказывать, Костя, но дабы быть последовательным..., ты уж извини... Так вот: из этого «ничто», согласно Василиду, эма... эманируют семь божеств, которые создают «первое небо». От этой первой творящей короны происходит вторая, с ангелами, властителями и престолом, которые основывают еще одно нижестоящее небо, полностью симметричное первоначальному. Это второе небо воспроизводится в третьем и так вплоть до триста шестьдесят пятого. Божество самого нижнего неба – это Господь из Писания. Причем содержание божественности в нем стремится к нулю. Он и его ангелы создали наш мир. Какое уж тут совершенство...

Толик слушал, открыв рот. Косте тоже вдруг стало интересно, к чему все придет в итоге.

-       Наша игра будет состоять в том, чтобы столкнуть лбами почтенных мужей - Августина и Василида, уж извини Костик, - вставился Юра.

-       Круто, братцы. Гришаня, я восхищен. Так и тверезый не скажет как ты, - Толик прочувственно пожал Грише руку. Тот, польщенный признанием, уже торопился дальше:

-       Сейчас трудно сказать, пережил ли Василид это самое «ничто» или просто постулировал его. Но я гляжу на Костика и думаю, что, скорее всего, пережил, как мистический опыт. Может быть и Августин пережил. Тогда им и спорить, казалось бы, не о чем. Ан нет! - Есть о чем: мистический опыт, хочешь или нет, а приходится выражать в понятиях, и вот тут уже начинается неразбериха и путаница. Однако... пардон, для того, чтобы произнесть то, что я задумал, мне нужно слегка охладиться, не то я все-таки запутаюсь...

Гриша подошел к бочке с водой, опустил в нее голову и долго фыркал и прыгал вокруг бочки. Толик, тем временем, поинтересовался:

- Ну как он тебе Костя? Круто?

-       Да пока ничего нового. Артист он хороший – это да.

Гриша подошел взбодрившийся и горячо продолжал свою речь:

-        Итак, я прервался на том, что там, где начинаются понятия – возникает неразбериха. Ибо человеческая ситуация такова, что понятия манипулируют сознанием. Это осознал уже в семидесятых годах двадцатого века Жиль Делез. И до него, конечно, неглупые люди это хоть как-то осознавали, но Делез не просто осознает, - он действует. Перед ним встает задача – разрушать понятия. И он разрушает их, - исходя из, так сказать, подвижного горизонта, всегда децентрированного центра и смещенной периферии, - следуя основной посылке постмодерна: отсутствию центра... Уф! – Гриша отхлебнул пива и с удовлетворением погладил свой живот, - Делез понимает, что для того, чтобы создавать копии реальности, а не симулякры...

-       Симуля... чего? – не понял Толик.

-       Объясняю лично для тебя: симулякр – это копия с несуществующего оригинала. Например, когда я говорю «яблоко», я создаю копию, а когда произношу «истина», «смысл» - то это симулякры, слова, за которыми ты можешь поставить в своем уме что угодно – какие-то смутные образы или ощущения но реальности за ними нет – это продукты твоего ума.

-       Ну, буддисты говорят, что вся Вселенная есть продукт ума, - не соглашался Толик.

-       Ладно, оставим этот спор, тем более, что Гриша здесь не совсем корректен, слишком уж за твоими словами проглядывает психоаналитик, - вмешался Костя, - Ну да Бог с тобой, что ты хотел всем этим сказать?

-       Где я остановился?

-       На симулякрах...

-       Ага, так вот, Делез хочет создавать копии реальности, а не симулякры, в которых погряз человеческий разум, пытающийся описать неописуемое. А для этого необходимо избавиться от иллюзий мышления и чувствования...

-       А также от иллюзий мышления, ориентированного на чувственно-представимое, - добавил Юра.

-       Спасибо, друг, - кивнул ему Гриша, - Отбрасывание иллюзий...

-       А как ты их отбросишь, иллюзии-то? – недоумевал Толя.

-       Я их еще не отбросил и потому я здесь, мой поиск еще продолжается! Но, шутки в сторону, я говорил не о себе, а о Делезе. Ему, видимо это как-то удалось... И это помогло ему обнаружить мир разрозненности и различий, которые скрывают истинные объективности!

-       Кудряво говоришь, как по писаному! – восхитился Толик.

-       Я же просил не сбивать мою мысль... Опять нить потерял...

-       По-моему, ты что-то нагородил о мире различий, скрывающих истину, - подсказал Юра.

-       Не истину, а истинные объективности...

-       А в чем разница? Нет, ты мне – простому человеку объясни! Твоя речь ласкает мой слух изысканностью слога, но я ни хрена не понимаю! - разгорячился Толик.

Юра положил ему руку на плечо:

-       Не будем перебивать оратора, он и так взволнован. А тебе лично он все после объяснит, - если захочешь.

-       Ладно, - буркнул Толик, - он все равно не сможет. У Кости спрошу, если запомню.

-        Эй вы, слушайте же и оцените полет моей мысли! Хоть ты, Костя, оцени!

Костя только саркастически хмыкнул. Впрочем, Гриша не заметил этого. Его несло:

-       Этот истинный мир идей является духовным слепком абсолютно иррационального Космоса, который вечно пребывает в себе. Изменчивый, как Протей, он вечно новый и всегда – одно и то же. Значит, его можно определить только отрицательно, через «не». Мир, к которому прорвался Делез, - есть небытие, ничто.

-       Вспомним Василида и подстроенный нами – его спор с Августином, - это опять Юра.

-       Итак, столкнувшись с «ничто», Делез сводит Реальность к ее конечным и начальным основаниям, каковым является Хаосмос – внутреннее тождество Космоса и Хаоса. Образно выражаясь, Хаосмос – это некое пространство - в смысле пространство возможностей, - где все проявленное равноправно, все возможности равнобезразличны, все равнослучайно, как и их смысловая иерархия и субординация, - Гриша опять отхлебнул пива, - Делез приходит, подобно Василиду к «ничто», а дальше - сводит спор Василида с Августином к бессмыслице, снимая противоречие совершенство – несовершенство. Понятное дело, что «ничто» невозможно назвать ни совершенным, ни несовершенным. Но и к Хаосмосу обе эти категории неприменимы. От-так!

-       И Августин с понятием совершенного Творца, и Василид с понятием несовершенного до мозга костей триста шестьдесят пятого Демиурга – оба остаются с носом! – подытожил Юра.

-       Вот за это уже точно нужно выпить! – горячо сказал Толик.

-       Согласен, только налей полрюмки, - все дружно чокнулись, а Гриша опять приготовился произнести тираду:

-       И тут на сцене появляется ризома. Ризома дает продристаться уже просто всем... Ризома является альтернативой любым замкнутым и статичным линейным структурам, предполагающим жесткую ось или центр. Так? И, в противоположность всем видам корневой и древовидной организации, на которой, собственно, построена вся допостмодерновская культура и философия, ризома интерпретируется совсем не как линейный стержень или корень. Она – потенциальная бесконечность, содержащая в себе как бы скрытый стебель. Разница заключается в том, что этот стебель может развиваться куда угодно и принимать любые формы. Ризома абсолютно нелинейна... С появлением ризомы мир теряет центр...

-       Ну, ты сам-то понял, к чему ты все это говорил? - недоуменно пожал плечами Костя, - Я аплодирую твоей эрудиции, - за год ты отлично подковался, но никакой связки не получилось, да и не могло получиться. Ризома – это прекрасно, но как ее – неструктурную и отрицающую всякий центр, связать с абсолютным Центром гностического сознания – Христом? Ты мимоходом упомянул Василида, зачем-то столкнул его с Августином и запросто перескочил на понятия постмодерна. Извини, но болтовня это, - красивая, изящная даже, но болтовня...

Гриша хлопал глазами, как сова. Он был явно растерян. Юра рассмеялся. Толик восхищенно говорил:

-       Красиво, черт возьми! Космос, Хаосмос, Ризома!... Ну что, по этому случаю, - допьем остатки и - баиньки?

 

 

---

[1] Здесь ребята повторяют реплики героев комедии Эльдара Рязанова «Ирония судьбы или с легким паром».

[2] Жак Лакан – (1901-1981) – французский психоаналитик и философ. Основатель Структурного психоанализа и структурализма, как направления современной философии.

[3] Ризома – одно из ключевых понятий постмодернизма. О нем подробно дальше.

 

[ Оглавление ]
[ Пролог ] [ Глава 1 ] [ Глава 2 ] [ Глава 3 ] [ Глава 4 ] [ Глава 5 ] [ Глава 6 ] [ Глава 7 ] [ Глава 8 ] [ Глава 9 ] [ Глава 10 ] [ Глава 11 ] [ Глава 12 ] [ Глава 13 ] [ Глава 14 ] [ Глава 15 ] [ Глава 16 ] [ Глава 17 ] [ Глава 18 ] [ Глава 19 ] [ Глава 20 ] [ Глава 21 ] [ Глава 22 ] [ Глава 23 ] [ Глава 24 ] [ Глава 25 ] [ Глава 26 ] [ Глава 27 ] [ Глава 28 ] [ Глава 29 ] [ Глава 30 ] [ Глава 31 ] [ Глава 32 ] [ Глава 33 ] [ Глава 34 ] [ Глава 35 ] [ Глава 36 ] [ Глава 37 ] [ Глава 38 ] [ Глава 39 ] [ Глава 40 ] [ Глава 1 ч. 2 ] [ Глава 2 ч. 2 ] [ Глава 3 ч. 2 ] [ Глава 4 ч. 2 ] [ Глава 5 ч. 2 ] [ Глава 6 ч. 2 ] [ Глава 7 ч. 2 ] [ Глава 8 ч. 2 ] [ Глава 9 ч. 2 ] [ Глава 10 ч. 2 ] [ Глава 11 ч. 2 ] [ Глава 12 ч. 2 ] [ Глава 13 ч. 2 ] [ Глава 14 ч. 2 ] [ Глава 15 ч. 2 ] [ Глава 16 ч. 2 ] [ Глава 17 ч. 2 ] [ Глава 18 ч. 2 ] [ Глава 19 ч. 2 ] [ Глава 20 ч. 2 ] [ Глава 21 ч. 2 ] [ Глава 22 ч. 2 ] [ Глава 23 ч. 2 ] [ Глава 24 ч. 2 ] [ Глава 25 ч. 2 ] [ Глава 26 ч. 2 ] [ Глава 27 ч. 2 ] [ Глава 28 ч. 2 ] [ Глава 29 ч. 2 ] [ Глава 30 ч. 2 ] [ Глава 31 ч. 2 ] [ Глава 32 ч. 2 ] [ Глава 33 ч. 2 ] [ Глава 1, ч. 3 ] [ Глава 2, ч. 3 ] [ Глава 3, ч. 3 ] [ Глава 4, ч. 3 ] [ Глава 5, ч. 3 ]