[ Оглавление ]
[ Пролог ] [ Глава 1 ] [ Глава 2 ] [ Глава 3 ] [ Глава 4 ] [ Глава 5 ] [ Глава 6 ] [ Глава 7 ] [ Глава 8 ] [ Глава 9 ] [ Глава 10 ] [ Глава 11 ] [ Глава 12 ] [ Глава 13 ] [ Глава 14 ] [ Глава 15 ] [ Глава 16 ] [ Глава 17 ] [ Глава 18 ] [ Глава 19 ] [ Глава 20 ] [ Глава 21 ] [ Глава 22 ] [ Глава 23 ] [ Глава 24 ] [ Глава 25 ] [ Глава 26 ] [ Глава 27 ] [ Глава 28 ] [ Глава 29 ] [ Глава 30 ] [ Глава 31 ] [ Глава 32 ] [ Глава 33 ] [ Глава 34 ] [ Глава 35 ] [ Глава 36 ] [ Глава 37 ] [ Глава 38 ] [ Глава 39 ] [ Глава 40 ] [ Глава 1 ч. 2 ] [ Глава 2 ч. 2 ] [ Глава 3 ч. 2 ] [ Глава 4 ч. 2 ] [ Глава 5 ч. 2 ] [ Глава 6 ч. 2 ] [ Глава 7 ч. 2 ] [ Глава 8 ч. 2 ] [ Глава 9 ч. 2 ] [ Глава 10 ч. 2 ] [ Глава 11 ч. 2 ] [ Глава 12 ч. 2 ] [ Глава 13 ч. 2 ] [ Глава 14 ч. 2 ] [ Глава 15 ч. 2 ] [ Глава 16 ч. 2 ] [ Глава 17 ч. 2 ] [ Глава 18 ч. 2 ] [ Глава 19 ч. 2 ] [ Глава 20 ч. 2 ] [ Глава 21 ч. 2 ] [ Глава 22 ч. 2 ] [ Глава 23 ч. 2 ] [ Глава 24 ч. 2 ] [ Глава 25 ч. 2 ] [ Глава 26 ч. 2 ] [ Глава 27 ч. 2 ] [ Глава 28 ч. 2 ] [ Глава 29 ч. 2 ] [ Глава 30 ч. 2 ] [ Глава 31 ч. 2 ] [ Глава 32 ч. 2 ] [ Глава 33 ч. 2 ] [ Глава 1, ч. 3 ] [ Глава 2, ч. 3 ] [ Глава 3, ч. 3 ] [ Глава 4, ч. 3 ] [ Глава 5, ч. 3 ]

 

 

21.

 

«В ситуации миметического кризиса есть только жертва и преследователи. Бог жертв выбирает роль жертвы, претерпевающей насилие. Однако поражение Иисуса Христа становится залогом его победы. Для мудрости мира сего последнее утверждение выглядит чистым надувательством, компенсационной фантазией, воображаемым реваншем. Однако в свете концепции жертвенного кризиса ситуация выглядит иначе: в основе всего религиозного лежит коренное изменение настроения толпы, превращающей в козла отпущения того, кого она до этого превозносила и, возможно, будет превозносить в будущем за то, что смерть этого человека обеспечила мир внутри общины. В Евангелиях все эти процессы не только присутствуют, но и дополняются Страстями Господними, на которые и переносится центр тяжести»

Рене Жирар «Насилие и сакральное».

 

Перечитав все, написанное про Мартина Гуску-Локвиса, Костя внезапно осознал, что он последовательно отобразил ни что иное, как путь эволюции фанатика, каковым, Мартин, вероятно и являлся. Но самое главное в осознании Кости было то, что прописывая историю становления мировоззрения Гуски, он довольно-таки четко описал самого себя, вернее - часть себя. Помнишь, читатель, мы рассуждали о том, как обнаружив в себе фигуру ветхозаветного фарисея, Константин решил противопоставить ему Мартина, как образец свободомыслия, вольнодумства и, даже, атеизма? Все это: свободомыслие, вольнодумство и, в конечном счете, атеизм (до яркого выражения которого Мартин пока еще не добрался) – получилось, но обе фигуры – и фарисей и Гуска – хоть и были противоположны друг другу, - лежали в одной плоскости: параноидального фанатизма! По ходу работы над образом, Костя проявил в себе многие черты Мартина; еще не явно, но они уже просвечивали в его стиле мышления, поведения, чувствования. И что же – пытаясь пойти окружным путем, он попал в то же болото, откуда только начал вылезать? - Нет! Всё не так прямолинейно! Фанатизм фарисея - мертвый, закостеневший, окончательный. Иное дело - фанатизм Мартина: он был, как это не парадоксально звучит, живым, текучим, отметающим старое, взрывающим все нормы и представления о жизни, о Боге, о том, что дозволено и невозможно. Его нёс поток. Поток бунта, готовый в некий момент взорвать, в том числе, и прогнившую оболочку фальши и лжи в Костиной жизни.

Удивленный своим открытием, Костя понял, что Мартин продолжает оставаться его вожатым в лабиринте внутреннего мира, его Вергилием, способным привести к тому месту, где крест и ризома непостижимым образом сомкнутся уже не только в голове, но и в его сердце. Сделав такой вывод, наш герой пришел в отличное расположение духа, о каковом давно уже забыл. В воскресенье он решил ничего не писать и не читать, а поехать на весь день за город (благо и денёк выдался солнечный) и бродить безо всякой цели по паркам Павловска. В понедельник ему предстояла встреча на лекции сразу с несколькими новоиспеченными фанатиками, и... О, это могло бы быть весьма забавно! Косте сразу на ум пришла тема лекции, которая не входила в учебный план, но именно она могла бы расставить акценты над ситуацией, происходящей в группе, если, конечно, у его бывших друзей, а ныне недругов хватит гибкости всё понять. Вот хватит ли? В этом наш молодой мыслитель сомневался, но пытался гнать сомнения прочь – чистое голубое небо, прозрачный студеный октябрьский воздух, залитый солнечным светом парк, огненно-рыжая листва, шелестящая под ногами – броди себе по аллеям, кушай мороженое, да посматривай на молоденьких девушек! Хорошо бы так! Но Костя давно уже не умел наслаждаться простыми удовольствиями жизни: то и дело различные мысли и заботы осаждали его, как он не силился от них отбиться. Оставим же его в попытках хоть как-то отдохнуть и набраться сил, и посмотрим, чем заняты в это воскресенье Платоновы, Куренной и Вознесенская.

 

Эти четверо без двадцати десять собрались возле Никольского собора. Одна только Соня не выполнила указаний духовника (три дня до исповеди - пост и воздержание), и вообще пребывала в рассеянном состоянии. Остальные были серьезны, собраны и учили наизусть заранее написанные списки своих грехов, среди которых первым пунктом стояло «попадание под влияние магических опытов и слушание богохульственных лекций некоего К». В десять часов они встали в хвост небольшой очереди исповедующихся, выстроившихся к Отцу Сергию.

Когда грехи были отпущены и закончилось таинство причастия, Михаил тактично обратился к Отцу Сергию с просьбой дать им напутствие. Отошли подальше от алтаря.  Выслушав подробности ситуации, которую довольно сбивчиво изложила Саша, священник сказал:

-       Причастность к магии и оккультизму, как вы конечно знаете, есть опаснейшее искушение и грех. Вы похвально поступили, что вовремя исповедались. Советую вам избегать контактов с тем человеком...

-       Мы решили перестать посещать его лекции. – Перебил духовника Михаил.

-       А каков предмет лекций?

-       Современная европейская философия. Сейчас должна пойти серия лекций о философии постмодернизма.

-       Постмодернизм? М-да. Все это - на вид безобидные, но по сути своей очень опасные игры ума. Я довольно подробно изучал основных авторов, пишущих о постмодернизме и имею об этом вопросе своё критическое мнение, в целом совпадающее с оценкой, данной большинству современных философских направлений, православной церковью.

Михаил набрался смелости и произнес:

-       Если бы вы, Отец Сергий, могли провести для нас беседу о постмодернизме с точки зрения православной церкви, мы были бы вам очень признательны. Если у вас, конечно, найдется время...

Священник улыбнулся и низким добродушным голосом сказал:

-       Отчего же не побеседовать. Вам, как людям, вставшим на путь очищения, это было бы весьма полезно. Например, завтра вечером я свободен. Только вот говорить на такие темы в храме...

-       Не беспокойтесь. - Засуетился Михаил. – Саша, запиши, пожалуйста наш адрес... Вот, недалеко от метро... Во сколько вас ждать?

 

Договорившись о встрече в семь часов у Платоновых, горячо поблагодарив Отца Сергия и постояв возле нескольких икон, наша четверка покинула собор. На душе у Платоновых и Куренного было чисто, спокойно и легко. Вот только Соню мучила мысль, что она предала Костю, - пусть даже он и был носителем какой-то демонической силы...

Ярко светило солнышко, хотелось просто побродить по улицам. Несколько часов они гуляли по центральным улицам – почти не разговаривая, выпили чаю в кафе и возле площади Восстания разошлись по домам. Перед тем, как попрощаться, Михаил сказал:

-       Я считаю, что нам нужно завтра прийти на первую часть лекции Лисовского и спокойно её высидеть, читая про себя молитву. А в перерыве я сделаю обращение к группе.

-       Правильно, Мишенька. – Согласилась Саша.

-       Идёт! – Пробасил Куренной. - Буду тих и сдержан.

Соня промолчала...

 

Днем в понедельник шел мелкий дождик и дул холодный ветер. Несмотря на то, что ему удалось вчера хорошо прогуляться и отдохнуть, утром Костя проснулся уже в тревожном настроении. И тревога эта усиливалась, чем ближе время подходило к двум часам – началу его лекции. Он намеренно задержался и вошел в аудиторию через пять минут после звонка. Все сидели на своих местах, кроме Сони (она так и не появится сегодня).

-       Добрый день. – Обратился лектор к группе.

Четыре голоса ответили на приветствие. Трое молчали.

-       Что-то наши правоверные сегодня притихли. – В голосе Вики Станкевич слышались нотки презрения.

«Правоверные» никак не реагировали на Викину провокацию. Костя был готов к такой встрече со стороны Платоновых, да и Куренного, поэтому, сделав вид, что ничего особенного не произошло, начал лекцию:

-       Сегодня мы поговорим о самобытной философской концепции Рене Жирара, посвященной так называемому «жертвенному кризису».

-       Что-то я не слышал ни про какого Жирара. Какой-то второсортный философ? Это что, по программе? – Раздраженно пробурчал Куренной. Платонов резко обернулся и многозначительно посмотрел на Ивана. Тот сразу же осекся: - Ну, Жирар, так Жирар... – Пробормотал еще что-то невнятное и затих.

-       Итак, жертвенный кризис... Начну с определения: жертвенный кризис это необходимый этап социальной динамики, предполагающий разрешение ситуаций войны всех против всех посредством жертвоприношения. Теперь поясняю: Жирар, следуя психоаналитической философии, на многих посылках которой, кстати, базируется почти вся современная наука, считает, что все популяции живых существ пронизаны насилием. Ранговые разборки, необходимость подавлять часть своих потребностей, находясь в любой общности, - всё это источники агрессии. При этом, насилие играет, как это ни странно, ведущую роль в формировании единства популяций живых существ. Развязать насилие значительно проще, чем остановить уже начавшееся насильственное действие, поскольку насилие, подчиняясь глубинным инстинктам, иррационально и слепо. На этом основании Жирар делает вывод:  единственный способ преодоления отрицательных последствий насилия является изменение его направления и качества. В человеческом сообществе насилие, начавшись, часто забывает о своих подлинных причинах, или выставляет мнимые побудительные мотивы. Когда агрессия уже развязана, а конкретный объект насилия вдруг становится недосягаемым, но продолжает вести себя вызывающе, возникает потребность замены этого объекта, которая позволила бы агрессии разрядиться. Возникает так называемый «козел отпущения».

Глаза Вики лукаво блестят. Витя широко улыбается. – Кажется они поняли, куда клонит лектор. Зина и Рада пока ничего не понимают, но силятся вникнуть в Костины слова. Платоновы и Куренной сидят с каменными лицами и, кажется, ничего не слышат, пребывая где-то внутри себя. А жаль, - ведь именно к ним обращена эта лекция. Она – последний шанс достучаться, попробовать вместе понять происходящее! Жаль! Рада, наивная Рада, в глазах которой еще читается надежда на продолжение близких отношений, волнуясь задаёт наивный вопрос:

-       Что же, в любом обществе насилие неизбежно?

-       В любом: большом или малом. В мире в целом, в отдельной стране, в рабочем или учебном, - Костя делает акцент на этом слове, - коллективе, в семье, наконец. Агрессия всех против всех, которая, как правило, в цивилизованном обществе вытеснена в бессознательное и проявляется лишь косвенно. Поэтому насилие, с одной стороны, дезинтегрирует человеческую общность, а с другой стороны, принципиально неустранимо. Единственным выходом оказывается возможность пустить насилие по определенному руслу, канонизировать его, тем самым изменив его качество. Эта задача вполне может быть решена с помощью жертвоприношения. Не случайно в Древней Греции жертва называлась «фармакос» - т.е. в сущности целительным средством.

-       Кто же является жертвой, например, в семье? – Опять Рада.

-       В семье? Болезненный ребенок или пьющий отец, - чаще же – какая-то общая семейная проблема, передающаяся, кстати, из поколения в поколение. В школьном классе это может быть двоечник, или наоборот незадачливый преподаватель. Кто-то всегда берет на себя эту роль. В стране – диссидент, например. Какой-нибудь Солженицин или академик Сахаров... Слово «фармакос» означает также «изверг», то есть некто, извергнутый из человеческого общества, и тем самым избавляющий его от скверны дизентеграции. Противоречия и противодействия раздирают сообщество на части, тогда как жертва притягивает к себе разнонаправленные векторы насилия и словно впитывает его в себя. С помощью жертвоприношения обеспечивается единодушие в насилии, и оно перестает быть разрушительным по отношению к сообществу. Благодаря жертвоприношению появляется различие между законным и незаконным насилием. Именно поэтому жертва обеспечивает мир внутри общности – состояние, которое не способен создать ни один смертный. Все попытки овладеть насилием как таковым, не порождая нового насилия, остановить его распространение, не прибегая к жертвоприношению, проваливаются.

-       Браво, Костя! – Вика ликует, поднимая большой палец вверх. Зина и Рада с недоумением смотрят на этот жест восхищения. Подтекст лекции еще не доходит до них.

-       Если мы обратимся к истории, - Продолжает Костя, - то увидим, что жертвенный кризис требует, с течением времени нового жертвоприношения - по той простой причине, что инерция действия первоначальной жертвы заканчивается. Человеческие жертвоприношения должны были дать умереть некоторой части, чтобы спасти целое. Заместительные жертвы появляются позже. Любопытно, что среди жертв мы находим первенцев, которых жертвовали сами родители – еще библейский сюжет с Авраамом об этом же говорит. В связи с этим подчеркивается, что жертва традиционно связывалась с божеством и с сакральным, ведь жертвоприношение всегда предполагает некоторое незнание, поскольку приносящие жертву люди не знают и не должны знать о роли насилия, равно как и невиновности жертвы: в противном случае насилие не может быть единодушным. Поэтому именно божеству предписывается способность прекращать жертвоприношение: ему и никому другому эти жертвы и приносятся. Следовательно, он вправе ими распоряжаться. Если же не признавать наличие такого божества (как, впрочем, и никакого божества вообще), то вся совокупность совершенно реальных ритуалов жертвоприношения должна считаться вращающейся вокруг полностью иллюзорных представлений. Имеющиеся исторические и этнографические данные убедительно свидетельствуют, что жертвоприношения решают вполне реальную задачу, снимая напряжение и смягчая конфликты внутри человеческого сообщества. В ходе истории этапы развития ритуалов жертвоприношения таковы: люди, животные, растения и, наконец,  неодушевленные предметы. Эволюция шла по пути все большего удаления заместительной жертвы от человека. Но жертвоприношение всегда оказывается платой за формирование группового единства людей. Оно является необходимым элементом сплачивающего ритуала, хотя и может объявляться, что жертва приносится ради других целей, например, ради будущего урожая. При этом жертва играет двоякую роль: она – козел отпущения, но ей же потом и поклоняются, её и превозносят...

-       Как того же академика Сахарова. – Подал реплику Витя.

-       Ну вот, кстати, с академиком Сахаровым все понятнее стало. – Рада вновь заволновалась. – А как в семье, или в школе?

-       Ну, тот же болезненный ребенок становится семейным кумиром. А двоечник впоследствии вспоминается, как отзывчивый парень, способный на поступок, например. Вообще, тут каждый случай надо рассматривать отдельно. Я же говорил, что жертвой может стать не обязательно отдельный человек, но некая проблема, еще что-то.

-       У меня вопрос. – Поднял руку Витя. – Жертва определяется сразу, как только сформировалась та или иная общность?

-       Нет, не сразу, а после того, как произойдет определённая фаза групповой динамики. Распределение ролей. Психоаналитические групповые исследования показывают, что очень часто козлом отпущения становится лидер группы, но об этом, - Костя смотрит на часы, - я хочу рассказать во второй части лекции. А сейчас – перерыв.

Вика с Витей направляются к Косте, Саша и Иван сидят на месте, Рада с Зиной потянулись к выходу. Им навстречу поднимается Михаил и делает останавливающий жест рукой:

-       Господа, минуточку внимания! У нас есть официальное заявление.

-       У кого это – у вас? – Вика говорит с вызовом, но в голосе ее слышатся нотки тревоги.

-       У нас, это у меня, Сашеньки, Ивана и Сони, которая сегодня отсутствует. Все вы помните события, происшедшие после лекции о философии Хайдеггера. Разве не очевидно, что там происходила какая-то бесовщина, спровоцированная между прочим этим человеком. – Платонов демонстративно вытягивает руку в направлении Кости. – Кроме того, из его уст постоянно исходят богохульственные реплики, оскорбляющие наши чувства, как людей искренне верующих. Даже сейчас он пытается защитить свою гордыню, ссылаясь на психоанализ – эту псевдонауку...

-       Что ты демагогию развел? Чего ты хочешь? – Резкий голос Вити. Чувствуется, что он с трудом сдерживает себя и готов вступить в драку. Костя же, вдруг окончательно поняв, что группа развалилась, сник, опустился на стул и безвольно наблюдал происходящее. Слезы вдруг подкатились к горлу, но он сдержался и лишь откашлялся. Всё это произошло буквально за секунду, потому что Платонов реагировал немедленно:

-       Это не демагогия. Мы ставим вопрос ребром. Сейчас мы идем к заведующему кафедрой Георгию Васильевичу Хлопонину и будем ставить перед ним вопрос о смене куратора группы и отмене лекций господина Лисовского.

-       На каком основании? – Возмутилась Рада.

-       Он считает, что он один тут все решает.  – Ехидно заметила Вика.

-       Я не один. Нас четверо, а это – половина группы. – Защищался Михаил.

-       Знаешь что! – Витя буквально кипел от злости. – Ты...

-       Не надо, Витя! – Вика сдержала Назарова, спокойно положив ему руку на плечо. – Пусть идут. Хлопонин их к черту пошлёт.

-       Посмотрим! – Гневно сверкнула глазами Саша. – Пойдёмте, ребята!

Под общее молчание Михаил, Саша и Иван выходят из аудитории. Костю, так же понуро сидящего на стуле обступают оставшиеся. Вика берет его ладони в свои и, глядя в глаза, говорит:

-       Мы с тобой, Костя! Не переживай, все наладится. Хлопонин выставит их с позором.

-       Не унывай старик! – Подбадривает Витя. – Уже неделю как очевидно, что они слетают с катушек. А, кстати, про то, что Соня с ними, я не верю. Не даром она сегодня не пришла.

-       Слушайте, а давайте продолжим лекцию! – Предлагает Рада.

-       Давайте продолжим, очень интересно! – Вторит ей Зина.

-       Вот видишь – козел отпущения сработал на сплочение группы. – Вика все еще держит его ладони. Руки у неё теплые и очень мягкие. Через них в Костю как бы втекает новая сила. Он пробует шутить:

-       Козел отпущения сработал на сплочение тех, что ушли... Вам действительно интересна тема лекции?

-       Конечно!

-       Что ж, продолжим.

Костя встает со стула, оглядывает четверых своих слушателей, которые уселись на первый ряд, и ему вдруг становится очень смешно. На какой-то момент он видит все, что происходило и происходит одновременно с нескольких сторон: нелепо, мрачно, комично, так, как и должно быть... Вспоминается раскол таборитов и изгнание Мартина с четырьмя сотнями его сподвижников из Табора, - об этом он еще только собирается писать... И еще: а что такое произошло? Ну, трое обиженных и упертых нытиков ушли ябедничать старшему дяде – детский сад! Костя уже весел и его веселье передается группе. Он продолжает лекцию – легко, спокойно, уверенно:

-       Особое место в концепции Рене Жирара имеет исследование оргиастических культов, осуществленное на примере культа Диониса. В связи с этим рассматриваются такие праздники, которые оборачиваются несчастьем. Образцом для анализа служит трагедия Эврипида «Вакханки». В вакханалии налицо исчезновение всех различий. Начинаясь как идиллическое действие, вакханалия превращается в кровавый кошмар. Как известно, Фивы не хотели признавать Диониса богом, за что он поразил фиванок безумием, и тем самым превратил в вакханок. Фиванский царь Пинфей, также не желавший утверждения в его городе культа Диониса, пожелал, спрятавшись, увидеть оргии вакханок своими глазами. Для этого он переоделся в женское платье, но женщины заметили его и, приняв за дикого зверя, растерзали. Так праздник превратился в несчастье, и это, согласно Жирару, типичный жертвенный кризис, ведущий праздник к его истокам – взаимному насилию.

-        Ах, Дионис, бог наслаждений! Нашим праведникам он явно не пришелся бы по вкусу! – Вика игриво смотрела на Костю. – Вечный праздник вместо постов и аскез, а? Как ты к этому относишься, Костя?

-       Увы, в нашем обществе высвобождение души и наслаждение жизнью – давно забытые явления. Хотя кто-то еще способен приобщиться к массовому экстазу в состоянии опьянения, под наркотиками, на концертах рок групп, или на каких-нибудь модных нынче динамических медитациях. Но все это – временные катарсисы, вслед за которыми следует депрессия. Воспитание, фальшивая интеллигентность, желание быть правильным и нравиться всем: по себе знаю, как сложно освободиться от этой коросты... Мы боимся наслаждений. Они – запретный плод. Эмоции, которые захлестывают... Сладострастия, яростного, безумного сладострастия к жизни мы боимся... Накинуться на желанную женщину с ножом, бросить в огонь пачку в сто тысяч, швырнуть перчатку в надменную физиономию мадам – Стендаль, Достоевский, Шиллер – это литература, в жизни все иначе... Для большинства, конечно.

-       А ведь признайся, эти литературные моменты – они же зажигают! Ведь хочется же, черт возьми, хоть раз в жизни сбросить все рамки и нормы, окунуться с головой в безумие, пройти по краю бездны, нырнуть в пекло оргии! – Подначивала Вика. Костя вспомнил пожатие её мягких, нежных ладоней несколько минут назад... Можно ли от этой женщины сойти с ума? Или она выдает желаемое за действительно возможное, а сама, как и он, может только мечтать о сладостном безумии, прячась от него за непробиваемой бронёй? Скорее всего, так и есть, хотя то, что она говорит и то, как говорит – возбуждает...

-       Хочется! Где-то в глубине души, где существует какая-то нездешняя память о сладостном, самозабвенном безумии. На деле же мы надежно защищены от воплощения этих мечтаний вековым щитом патриархально-церковной цивилизации, для которой мистерии Диониса являются угрожающими существующей военно-трудовой организации порядка вещей. Тем, кто уже много веков явно или тайно управляет идеологией нашего мира очень выгодны постулаты о небесно санкционированной иерархии бытия, о страдании, грехе, искуплении и дисциплине. – Костя говорил горячо, рана была свежа: раскол группы, потеря бывших друзей, собственное бессилие и страх перед сильными чувствами, опьянением и безумием...

-       Вот мы и имеем жертвенный кризис! – Подытожил Витя.

-       Мы бы в любом случае его имели, если следовать Жирару. Впрочем, мы отвлеклись от его идей...

В этот момент в дверь аудитории постучали и на пороге показалась стройная длинноволосая брюнетка Люда – секретарша Хлопонина:

-       Константин Андреевич. – Обратилась она к лектору. – Вас после лекции просит подойти Георгий Васильевич. Он на кафедре.

-       Хорошо, Люда, передайте, что я буду буквально через пять минут. Мы, собственно, уже закончили...

Секретарша вышла. Тишина воцарилась в аудитории. Нарушила её Вика:

- Костя, мы тебя не отдадим! Мы тоже пойдем с тобой.

-       Не нужно. Все будет нормально, я уверен. С Хлопониным у меня хорошие отношения.

Уже за дверью Вика подошла к Косте, вновь взяла его за руку, мягко пожала:

-       Можно я вечером позвоню тебе – узнать как дела?

-       Конечно. – Улыбнулся Костя.

Все остальные прощались тепло и желали удачи в разговоре с заведующим кафедрой.

 

Хлопонин сидел в своем кабинете один. Как всегда бодр, подтянут, в приподнятом настроении. Когда Костя вошел, Георгий Васильевич поднялся из-за стола, протянул руку, широко улыбнулся:

- Присаживайся, Константин. Да, брат! И смех и грех! Наябедничали мне тут на тебя. Но ты не переживай – я такие кляузы всерьез не принимаю. Единственное, чего не хотелось бы, - чтобы эти чудаки дошли до ректора. У меня сейчас с ним отношения натянутые, мягко говоря... Так что я перед этими обиженными и оскорбленными расшаркался: мол, разберемся и всё такое. Тебя мы пока отправим в двухнедельный оплачиваемый отпуск. Ты отдохнешь, да и горячие головы поостынут. А через две недели зайдешь с утра ко мне, а затем - приступай к своим лекциям. Ежели конфликт затянется – я лично буду разбираться. А пока – отдыхай, набирайся сил! Потом, кстати, - Лукаво прищурился, - расскажу тебе про твою группу одну интересную штуку. Мы ведь не просто так людей в неё собрали, а по одной методе. Впрочем, об этом не сейчас...

[ Оглавление ]
[ Пролог ] [ Глава 1 ] [ Глава 2 ] [ Глава 3 ] [ Глава 4 ] [ Глава 5 ] [ Глава 6 ] [ Глава 7 ] [ Глава 8 ] [ Глава 9 ] [ Глава 10 ] [ Глава 11 ] [ Глава 12 ] [ Глава 13 ] [ Глава 14 ] [ Глава 15 ] [ Глава 16 ] [ Глава 17 ] [ Глава 18 ] [ Глава 19 ] [ Глава 20 ] [ Глава 21 ] [ Глава 22 ] [ Глава 23 ] [ Глава 24 ] [ Глава 25 ] [ Глава 26 ] [ Глава 27 ] [ Глава 28 ] [ Глава 29 ] [ Глава 30 ] [ Глава 31 ] [ Глава 32 ] [ Глава 33 ] [ Глава 34 ] [ Глава 35 ] [ Глава 36 ] [ Глава 37 ] [ Глава 38 ] [ Глава 39 ] [ Глава 40 ] [ Глава 1 ч. 2 ] [ Глава 2 ч. 2 ] [ Глава 3 ч. 2 ] [ Глава 4 ч. 2 ] [ Глава 5 ч. 2 ] [ Глава 6 ч. 2 ] [ Глава 7 ч. 2 ] [ Глава 8 ч. 2 ] [ Глава 9 ч. 2 ] [ Глава 10 ч. 2 ] [ Глава 11 ч. 2 ] [ Глава 12 ч. 2 ] [ Глава 13 ч. 2 ] [ Глава 14 ч. 2 ] [ Глава 15 ч. 2 ] [ Глава 16 ч. 2 ] [ Глава 17 ч. 2 ] [ Глава 18 ч. 2 ] [ Глава 19 ч. 2 ] [ Глава 20 ч. 2 ] [ Глава 21 ч. 2 ] [ Глава 22 ч. 2 ] [ Глава 23 ч. 2 ] [ Глава 24 ч. 2 ] [ Глава 25 ч. 2 ] [ Глава 26 ч. 2 ] [ Глава 27 ч. 2 ] [ Глава 28 ч. 2 ] [ Глава 29 ч. 2 ] [ Глава 30 ч. 2 ] [ Глава 31 ч. 2 ] [ Глава 32 ч. 2 ] [ Глава 33 ч. 2 ] [ Глава 1, ч. 3 ] [ Глава 2, ч. 3 ] [ Глава 3, ч. 3 ] [ Глава 4, ч. 3 ] [ Глава 5, ч. 3 ]