...Потом возникли уже
наши ребята -- реформаторы. Возник город
Киев и такие молодые энергичные люди (сейчас
они уже "гуру международного масштаба")
как Андрей Сидерский и Андрей Лапа. Они
были спортсменами -- пловцами. Я с ними
познакомился в восемьдесят девятом году
на той же конференции и, с тех пор, наблюдаю
за ними уже десять лет. Они шли путем экстремума, - решили, что главное,
- это развитие гибкости во что бы то не
стало. Будучи экспериментаторами и
талантливыми ребятами, они обнаружили
несколько механизмов, как развивать
гибкость: различные методы с задержками
дыхания, перегревом, бандхами и тому
подобное. И так оно у них пошло. Ну, Андрей
Сидерский хоть в последнее время поумнел, -
теперь он говорит, что то, что они делают, -
это не йога, а Дхара Садхана. И они
потихоньку сдвигаются, поскольку все
насквозь травмированы. Ну, у Сидерского
дела получше, благодаря феноменальным
природным данным, а Лапа, - тот уже и
гнуться почти не может, у него выскакивают
межпозвоночные диски и связки он себе
порвал... Я, три года назад, при последней
встрече с ними в Крыму достаточно резко
высказался в адрес того, что они делают,
привел данные из "Биомеханики" по
Бернштейну и доказал им, что их путь
приведет только к саморазрушению. Многие
люди из их системы обращаются ко мне в
очень нехорошем, как правило, состоянии, и
мне приходится их ремонтировать и
восстанавливать. А вокруг них твориться
Бог знает что, а именно -- мистификация и
мифологизация сознания людей. Андрей
Сидерский, как я понимаю, претендует на
статус типа "дона Хуана", так что, вокруг
возникла совершенно сбитая с толку
тусовка.
Все эти образы
Учителей -- они, как деньги. Если они не
меняют человека, - то это нормальный
человек.
В:
Что значит меняют человека?
В.Б.:
Человек остается самим собой. Он не
заносится, что у него появились деньги, то
что он может и знает то, чего не могут и не
знают другие.
В:
Задавая предыдущий вопрос, я имел в виду,
что под влиянием общения с Учителем и под
влиянием Практики у человека неизбежно
меняется система ценностей, характер, да,
хотя бы, такие параметры, как состояние
физического тела, темпоритмы...
В.Б.:
Это само собой. Я не о том, - я говорю об
отношении людей к тому, что у них появилось.
Ты идешь по тропинке своего собственного
совершенства. То, чему ты научился, то, к
чему ты пришел может быть для другого
абсолютно неважно и неинтересно.
Сейчас я вижу свою
задачу в том, чтобы давать людям
неискаженную информацию по классической
йоге, по ее исконным основам...
В:
Что для вас йога?
В.Б.:
Для меня это жизнь. Уже много лет йога --
это та точка опоры внутри меня, которая ни
от чего не зависит. С помощью практики йоги
я поддерживаю то качество жизни, которое
мне нужно.
Обычно у человека в
жизни возникает множество проблем. Иногда
последовательно -- одна за другой, иногда
они обрушиваются лавиной сразу все... И
есть много достаточно эффективных методов
и способов решения той или иной проблемы в
отдельности. Но, когда ты практикуешь йогу
-- разрешается и отпадает сразу все...
Сейчас люди, которым я
даю информацию живут в самых разных местах:
Иркутск, Кустанай, Севастополь, Мозырь,
Ярославль, Смоленск, Петербург, Рига, даже
Калифорния... Люди пользуются этой
информацией не один год. И вот, в среднем,
через несколько лет, при грамотном
использовании этой информации, каждый
получает от классической йоги именно то,
что ему надо. Информация единая, она
передается в неизменном виде уже тысячи
лет, но каждый получает свое.
К сожалению, в
разные времена было множество искажений и
ответвлений от классики, потому что были
всегда ретивые ребята, типа Сидерского. И
классика подзабылась, подзатерлась, на ее
место стали подсовывать всевозможные
суррогаты. Кстати, на третьей конференции
по йоге, которая проходила прошлым летом
здесь в Москве в Доме культуры АЗЛК,
секретарь Айенгара -- Биреа сказал, что
если бы Патанджали был жив, то он бы не
узнал то, что когда-то описал в "Йога-сутре".
В:
И все-таки, йога -- это только ли
оздоровление и решение каких-то проблем?
В.Б.:
Нет, конечно же. Йога в более широком
смысле... Как бы это выразить... Когда
человек находится в состоянии глубокого
расслабления, - по сути, - глубокого сна, -
тем не менее, не теряя контакта с
реальностью, с тем, что происходит вокруг.
То есть, сознание может опустится чуть ли
не до дна психики, до самых невыразимых ее
основ, и все слои психики связываются
воедино, - возникает полная целостность
личности, тела, психики. И соединенность со
всей реальностью мира. Связь всех уровней
психики между собой и с миром --
совершенный способ коммуникации, это и
есть йога. Это -- искусство коммуникации.
Когда ты переживаешь разные состояния, ты
постигаешь всем своим существом, что ты
един со всем миром. Это и есть йога.
В:
Сколько я понял из вашей книги*,
для вас сознание является все же продуктом
высокоорганизованной материи. Это так?
В.Б.:
Сознание -- это ее частный случай, скажем
так. Почему именно такой? -- Это большой
вопрос. Может быть это просто насмешка
природы.
В:
А вот что, все-таки, остается, когда
исчезают телесные ощущения, исчезают
эмоции, мысли, образы и остается некое
чистое созерцание? Что это такое? Имеет ли
и оно какой-то материальный носитель?
В.Б.:
Понимаете, что получается, - есть четыре
стадии состояния самадхи. Так вот, - они
сродни тому, как если бы ламповый приемник
стал бы слушать работу своих ламп.
В:
Так кто же все-таки слушает?
В.Б.:
Ну, относительно этого самого "я --
свидетеля" можно сказать так: вот есть два
сообщающихся сосуда, - один из них мензурка,
а другой это море. Это соотношение психики
и сознания. Метафора сообщающихся сосудов
для них применима. Так вот, если я хочу
установит коммуникацию, мне нужно сделать
так, чтобы не мешало тело. Далее, мне нужно
отстроиться от восприятия, - от органов
чувств. Потом необходимо отстроиться от
собственно работы сознания. И когда тонус
сознания понижен, - остается как бы вакуум:
возвращаясь к метафоре сообщающихся
сосудов, - сосуд сознания становится
пустым. Там почти ничего нет. Но,
абсолютного вакуума не существует. Какие-то
отдельные молекулы в нашем сосуде
сознания все же останутся. Это почти ничто,
но, в то же время, это та минимально
необходимая частичка, которая по принципу
голографического устройства мира
содержит в себе ВСЕ. Разрешающая
способность сознания не позволяет эту
частичку осознать -- возникает ощущение
абсолютной пустоты, абсолютного вакуума.
Этой неразличимой, как объект, но все же
существующей точке, - точке наблюдателя
начинает предъявляться содержание
психики: сначала ее более активные слои,
потом более глубокие, вплоть до
архитипических. Эта точка -- абсолютно
незаинтересованный свидетель...
В:
Метафора понятна. Но вопрос остается, -
имеет ли эта точка свидетеля какой-то
материальный носитель или это уже никак не
описывается в материальном мире?
В.Б.:
Единственное, что я могу ответить, - здесь
мы подходим к ситуации, для которой
подобрать какой-то вербальный эквивалент
нельзя. Словами это невыразимо... В опыте
это переживается так, что это созерцание
держится на каком-то мерцающем носителе,
там переживается некая прецессия,
своеобразное мерцание: нет такого, чтобы
это было четким осознанием, оно в неком,
непонятно в каком темпе пульсирует: ты то
почти ничего не чувствуешь, не видишь, не
понимаешь, не запоминаешь, или совсем
ничего. То почти ничего, то совсем ничего...
Какой-то такой пунктир.
В:
Но сам то этот свидетель, что это?
В.Б.:
Это непонятно. Это похоже на форму, в
которой что-то выплавляют. Выплавили
чугунную болванку, выкинули ее, а форма
осталась.
В:
Откуда она?
В.Б.:
Опять метафора: есть кристалл. У кристалла
есть ось. Но она виртуальна. В природе ее
нет, но молекулы кристалла располагаются
так, как если бы она была. Вот это "как если
бы" -- это оно и есть. Эта "ось" -- структура
человеческого "я". Вокруг нее все
выстраивается.
В:
Тогда получается парадоксальный вывод:
весь материальный мир строится вокруг
виртуальной, то есть, по сути,
нематериальной оси.
В.Б.:
Вы знаете, здесь выводы амбивалентны.
Может быть и так и этак. Здесь мы вольны уже
выбирать картину мира. И что правильнее --
это принципиально невозможно решить.
В:
И все же: придерживаетесь ли вы жесткого
материалистического мировоззрения? Или не
придерживаетесь? Когда я прочитал вашу
книгу, у меня сложилось впечатление о вас,
как о материалисте. Так ли это?
В.Б.:
В общем -- да. Сама технология такова, что
мы можем пережить все, что угодно. Что
захотим, то и переживем.
Если мы, к примеру,
пользуемся, для вызывания тех или иных
переживаний препаратами, типа ЛСД, то,
зачастую, получаем структуру переживаний
и образов, не имеющих аналогов среди
нормальных человеческих переживаний. В
йоге этого нет, потому что мы не нарушаем
естественный ход процессов, мы не лезем в
биохимию. Мы все организмические процессы
минимизируем до предела. Ну, вот, как
дыхание, например, - среди людей, которые у
меня обучались, есть семья, - теперь у них и
ребенок занимается. Так вот -- он может
дышать в ритме одно дыхание за три минуты.
То есть, человек лежит и он как бы не дышит:
если не предупредить, то люди, наблюдающие
за этим, пугаются. Ничего не видно --
сколько не смотри, - такого медленного
дыхательного движения ты не увидишь. Во
так вот в йоге минимизируются
организмические процессы, через глубокую
релаксацию.
Получается очень
интересная вещь, которая касается и йоги
тоже, - как говорил Мераб Мамардашвили, - "если
мы к чему то приходим, мы узнаем всегда то,
что уже знали когда то другие". А почему, -
мы детерминированные устройства.
Устройство человека одно и то же. Различия
конечно есть, но в основе у всех одно и то
же. И классическая йога к этой основе
человека подводит. А все эти новомодные
течения, техники, - они не выведут нас на
эту глубинную основу. Тогда встает вопрос:
зачем они? Йога -- это управление
естественными процессами: мы можем
создавать условия для того, чтобы они
смещались сами. Это -- управление
спонтанностью, выход на спонтанность. Воля
не имеет к этому никакого отношения. Есть
вещи, которые мы не можем взять волей. Если
мы хотим, например, из одной исходной точки
попасть в другую, то волевым усилием это не
всегда удастся сделать. Но, если мы
создадим соответствующие условия, то
процессы в организме сами "поползут" и
когда-то мы окажемся в этой точке. Но, сами
по себе! Это происходит очень и очень
медленно. Как пример с дыханием: нужно
создать условия и без насилия ожидать:
когда-нибудь мы придем, например, к ритму,
как у того ребенка -- одно дыхание в три
минуты. Но, если пытаться делать это силой
-- можно сдохнуть. И так во всем, - вот это
йога!
В:
Опять же, если возвратиться к вашей книге.
На мой взгляд, там есть некое ограничение.
Вот вы пишете: есть утренняя практика,
вечерняя практика, а между ними -- обычная
жизнь.
В.Б.:
Да, это принципиально.
В:
То есть, грубо говоря, - самадхи возможно
переживать только на коврике. И вот этого
самого "я -- свидетеля" по-вашему, в
обычную жизнь не "перетащить"?
В.Б.:
Я думаю, что и не надо. Дело вот в чем: мы не
можем жить в заказанном режиме. Больше
того, - я работал с людьми. Которые
гиперчувствительны. Вообще, когда ты
занимаешься йогой -- чувствительность
растет. И если "протаскивать" в обычную
жизнь то восприятие, которое возникает на
коврике, то бывает так. что человеку
становится очень плохо. Так что когда у
меня практика закончилась, я выхожу в эту
жизнь в состоянии, которое для этой жизни
является наиболее подходящим. Когда
возникает ситуация, где мне нужно какими-то
состояниями воспользоваться, - я ими
пользуюсь, но так просто -- это не нужно.
Или, допустим, когда я работаю с
литературой, с людьми... Вот, например,
семинар, человек на сто. И мне нужно, чтобы
люди были максимально восприимчивы. Для
этого я должен себя привести себя в столь
энергичное состояние, настолько
подключить эмоции, чтобы это достало до
всех. У некоторых, тех, которые находятся в
первых рядах начинает болеть голова, - они
не выдерживают этого потенциала. Это все
регулируется далее, регулируется само, по
мене установления все более глубокой
коммуникации с группой.
В:
Я имел в виду несколько иное. Того самого "я
-- свидетеля", о котором мы говорили чуть
раньше. Так вот, выходя, после утренней или
вечерней практики с коврика, вы его "теряете"?
В.Б.:
Я его "сворачиваю". Режимы меняются
совершенно четко. Эти режимы нельзя путать.
Метафора здесь будет такая: вот вы хотите
накачать силу и тренируетесь с гирей. Вот
вы дома потренировались, а потом пошли
куда-то, - едете в троллейбусе, в метро, - и
все с гирей. Это, примерно, то же самое. Вы
сделали что-то и, благодаря этому, что-то в
вас изменилось. И эти способности, эти
измененные состояния - они уже с вами в
потенциальном, свернутом виде, где бы вы не
были. Происходит что-то, где необходимо чем-то
воспользоваться: начальник на вас кричит,
жена достала и тому подобное, - вы тогда и
пользуетесь необходимым, уже заранее
наработанным режимом.
В:
То есть, есть некоторая дискретность...
В.Б.:
Да. Шаг одной ногой, затем шаг другой... Эти
режимы (режим практики и режим обычной
жизни) являются взаимоподдерживающими. И
только тогда возможен какой-то прогресс.
Что такое самосовершенствование? -- Это
когда совершенствование происходит само
по себе, а я просто создаю для этого
условия. И когда идет этот дискретный
процесс то что происходит? --Я на коврике
что-то сделал, - с моей структурой что-то
изменилось и, когда я встал с коврика, - я
уже чуть-чуть другой, чем до занятия. Я в
этом состоянии могу обеспечить еще лучшие
условия себе в обычной жизни и, в еще
лучшем состоянии прийти к следующей
практике. Поднялся немного здесь, - затем
поднялся немного и там. И, постепенно на
горизонте появляются те смыслы, которых
раньше не было. Вот так и работает эта
взаимоподдерживающая структура практики
и обычной жизни. Но, эти режимы, повторяю,
не смешиваются.
В:
Если брать тогда такого рода переживания,
которые я бы назвал не эмоциональными, а
смысловыми, что ли... Они отличаются
необычайной глубиной, при неярком
эмоциональном оформлении. Некое
внутреннее знание, постижение, в котором
все сразу не ментально, а как-то иначе ясно,
- ясно настолько, что не возникает вопросов...
Состояния, в которых нет двойственности...
Так они тоже для вас возможны только на
коврике?
В.Б.:
Мы не об этом говорим. Когда я достаточно
долго уже прозанимался, то начали
появляться какие-то "прострелы" во время
практики, - в виде ответов на вопросы,
которых не задаешь и тому подобные. В
обычной жизни я делаю обычно так: если есть
какой-то вопрос, - его можно решить по-разному.
Его можно решить логикой. Если логикой он
не берется, то я этот вопрос формулирую, а
потом забываю. В пределах недели я получаю
ответ. Это может случиться где угодно, - в
метро сел, расслабился, - пришло!
...И когда я начинал
заниматься йогой, - я ведь тоже начинал
через усилие, через напряжение.
И только по прошествии нескольких лет
до меня стало доходить, что это не только
не обязательно, но именно это и есть
основное препятствие... А как это произошло?
- Я тщательно изучил те работы по
расслаблению, которые тогда были доступны:
"Аутогенную тренировку" Шульца, "Самогипноз"
профессора Ромэна из Алма-Аты и еще то, что
было... Я стал с этим разбираться, пробовать.
И когда у меня впервые получилось глубоко
расслабиться, я понял, что тело начинает
само "течь" в форму асаны. И доходит до
таких пределов, куда никакой силой не
согнешься. Наоборот, тебя тормозит само
усилие, если ты пытаешься его предпринять.
И ниточка этого понимания стала
разматываться, приводя меня к тому взгляду
на йогу, который у меня есть сейчас и
который, кстати, полностью соответствует
древнему, классическому пониманию йоги,
совершенно позабытому и вытесненному в
многочисленных ответвлениях -- и старых и,
тем более, новомодных. Когда в девяносто
первом году мы добрались до сундука с
книгами индийского посольства в Москве и
Вашман Кумар выдал нам лучшие книги
Бихарской Школы йоги, я прочитал буквально
свои выводы, написанные почти теми же
словами.
Все, что я делаю,
происходит без нажима, я делаю это, как
факт. Если человек куда-то спешит, то сама
ситуация спешки настолько сужает поле
зрения, что человек начинает совершать
кучу мелких ошибок, что его еще больше
задерживает. Когда спешки нет -- все идет
по-другому и у человека расслабленного
есть реальный шанс успеть. Релаксация --
вообще центральный момент в практике.
Свами Сатьянанда, например, четко пишет,
что европейцы настолько не понимают
принцип релаксации, что тот уровень,
который нужен, для того, чтобы возникли
измененные состояния сознания, для них
является аномально сильным.
У нас существует
некий культ усилия, культура усилия,
поэтому даже в йоге большинство идут
напролом, через напряжение, через силу... Я
думаю, что то основное, что нужно сейчас
подавляющему большинству наших людей, -
это покой. Покой... А покой, это и есть,
собственно, расслабление, снятие ненужных
усилий... Это может дать йога.
В:
Существуют же, кроме йоги, и другие
варианты духовного Пути. Это и суфизм, и
дзен, и многое другое. И, например,
некоторые последователи Гурджиева, многие
из тех, с кем я встречался, работают
достаточно жестко. О расслаблении там
говорить не всегда приходится. Многие
работают на принципах ситуационных
практик, когда человек ставится в ситуацию
кризиса, в ситуацию сущностного выбора
между двумя или несколькими ценностями. В
этих случаях с человека снимается всякая
шелуха и проявляется главное. Несмотря на
жесткость таких Путей, люди, которых я
видел, очень эффективны и глубоки. Я
встречал людей, достигших реализации
подобным образом.
В.Б.:
В концлагере с человека тоже быстро шелуха
снимается.
В:
То, о чем я говорю,
отличается от концлагеря, - человек идет на
это совершенно осознанно и трезво.
В.Б.:
Но, далеко не каждый может подобную
практику выдержать. Поэтому, чем хороша, с
моей точки зрения, классическая йога? Мы не
говорим сейчас о духовности, мы говорим
только о том, что подход классической йоги,
- совершение действия недействием, -
естественный Путь, - такой подход может
помочь любому человеку решить тот уровень
задач, который ему нужен, начиная от
оздоровления и до духовной реализации.
Вообще, я избегаю
слова "духовность". Оно слишком затаскано.
Как говорил Мераб Мамардашвили, -
духовность локализовать нельзя, - она либо
есть в человеке, либо ее нет. Возвращаясь к
йоге: традиционная йогическая практика
позволяет в человеке проявиться многим
вещам естественно. Когда идет регенерация,
восстановление организма, то устраняются
перекосы и дисбаланс. А перекосы и
дисбаланс, это то, что вызывает
неадекватные реакции, отрицательные
эмоции. Возрастает терпимость, понимание
того, что в этом мире никто никому ничего
не должен, что ты сам ответственен за свою
жизнь. Это все вещи, которые расположены
уже очень близко к тому, что можно было бы
назвать духовностью. Я встречал людей,
которые были практиками, в том числе и
практиками йоги и достигали большой силы,
но, при этом духовности в них не было. Я
считаю, что таким человеком был и Гурджиев.
Это был человек силы.
В:
Разве нельзя сказать, что это был человек,
в высшей степени взрослый, ответственный,
безупречный...
В.Б.:
Я не согласен. Я считаю, что он
экспериментировал над собой и над людьми,
и он не избежал одной ключевой ошибки. Эта
ошибка заключается в том, что он зачастую
пытался достигать своих целей за чужой
счет. Это мне совершенно не импонирует.
Хотя, безусловно, он был человеком
огромной силы, - это факт. У него было
внутреннее равновесие, безусловно, -
устойчивое равновесие.
Так же, к примеру,
когда смотришь на учителей Школы Айенгара,
- я недавно общался с парнем, который
приехал из Франции с одного из их
семинаров, - у них ведь идет сумасшедшая
нагрузка. Под воздействием непрерывной
жесткой практики перегрузка достигает
таких степеней, что боль исчезает и,
действительно возникает ощущение
огромной внутренней силы. Они очень
жесткие технари, очень сильные люди. Но
радости в них не видно, не ощущается
никакой радости. А для меня признаком
истинности того, что практика идет в
нужную сторону, всегда была радость, - не
эйфория, а очень тонкая радость.
В:
Тот подход в йоге, который практикуете и
передаете вы, приводит ли он к
естественному проявлению таких качеств,
как взрослость, ответственность,
открытость, спонтанность?
В.Б.:
Приводит. Я приведу пример срабатывания
одного механизма. Когда наши войска в
восьмидесятом году вошли в Афганистан, то
в первый период были очень большие потери,
даже среди подразделений спецназа. Там
ведь совсем другие условия -- горы, а наши
люди привыкли к равнинам. И, через
некоторое время, наше командование
смекнуло, что можно сделать в этой
ситуации. В Термезе, в лагере подготовки
бойцов, для Афганистана стали применять
такую технологию. Ребятам выдали
пятидесятикилограммовые мешки с песком. И
вот, они с этими мешками не расставались,
даже в сортир ходили. И так два месяца. И
приводило это к тому, что когда мешки эти у
них отобрали, они стали скакать по горам
так, что ни один душман не догонит. Это
многих укрепило и спасло. В йоге действуют
механизмы родственные этому. Хотя тут нет
предельных нагрузок, а наоборот, все время
идет релаксация, но, месяц за месяцем, год
за годом, - это закаливает и "обжигает" как
огонь. Человек остается человеком, но
становится очень крепким. Он становится,
как бронированное стекло. Есть стекло
обычное, оно хрупкое, а есть стекло
бронированное. Это придает фундаментальность
качествам личности, основательность,
зрелость. Все сопли, весь "жмых"
выдавливается при такой закалке и
остается суть. Вот это -- йога. Это путь тех,
кто занимается всерьез, кто все поставил
на эту карту...
В:
Знаете ли вы людей, которые действительно
все поставили на эту карту? Тех, для кого
йога, это не просто гимнастика,
оздоровление, поддержание себя в некой
форме...
В.Б.:
Это единицы. Я думаю, что людей, наподобие
меня можно назвать таким словом, - помните,
как у Стругацких, - сталкер. Таких не может
быть много.
В:
Как случилось, что для вас это стало именно
так?
В.Б.:
Это случай. Вначале мне стало просто
интересно. Но, был еще один штрих. После
того, как я прочитал "Лезвие бритвы"
Ефремова, я для себя решил так, что, когда я
отслужу в армии, то займусь йогой, - найду
литературу, людей... Я так и сделал. И вот мы
стали заниматься, - нас тогда было трое.
Занимались упорно, но ничего не получалось,
потому что то, что было описано у Айенгара,
это бессмыслица: "возьми ногу и заложи ее
за голову...". Это было невозможно
осуществить. Я добросовестно пытался. Но,
мало у кого хватит терпения годами делать
то, что систематически не получается.
Потом уже я сделал из своего опыта вывод,
что сила воли, это способность длительное
время что-то делать без видимых
результатов. И меня спасло то, что я
безответно влюбился. А состояние
безответной влюбленности становится со
временем отрицательным. Оно начинает
доставать, сжигать тебя. А когда я
занимался практикой йоги -- становилось
легче. Благодаря этому я смог удержаться в
йоге до тех пор, пока не стал понимать, что
к чему... Интерес то был, а вот удержаться
помог именно случай. Учителей то,
собственно говоря, не было. Ну, был один
друг, который занимался в центре
геронтологии и рассказывал какие-то
базовые вещи и предостерегал от
форсирования событий, особенно, что
касается медитации.
Существует огромное
количество отрицательных примеров, когда
люди, пытались самостоятельно заниматься
йогой, медитацией и тому подобными вещами.
Люди теряли работу, семьи, здоровье,
сходили с ума, кончали жизнь самоубийством...
У меня был знакомый, начальник крупного
Треста в Крыму. Это был очень увлеченный
человек. Если он чем-нибудь начинал
заниматься, то это было фундаментально. Он
увлекся йогой. Стал заниматься по
перепечаткам. Начал заниматься медитацией.
Потерял семью, работу. Квартира у него была
специально приспособлена для медитаций.
Короче, он потом повесился в этой квартире...
Я часто
встречался с такими случаями: человек
увлечется йогой и начинает замечать, что
окружающие условия ему мешают в его
занятиях. Работа -- мешает, семья -- мешает.
Человек бросает все это и обретает свободу.
А потом выясняется, что эта свобода то ему
не нужна. Она не для чего. Зачем тебе эта
свобода? Ее слишком много. Ты же подавишься
ею...
Лично я десятилетиями
упорно занимался йогой, но ничего не
бросал...
В:
А вот идея продвижения через расслабление
появилась у вас почти сразу?
В.Б.:
Нет. "Покувыркался" я через усилия лет
восемь и только к концу семидесятых понял,
как надо двигаться дальше.
В:
Сейчас вы считаете свой подход какой-то
завершенной, целостной системой?
В.Б.:
Это не система. Скорее, можно сказать так:
сейчас мне полностью понятно то, что в "Йога-сутре"
писал Патанджали. Другое дело, что нужно
было очень долгое время весь этот алгоритм
разжевывать и переваривать.
В:
Каково ваше мнение о темпах продвижения в
Практике? Возможно ли где-то, в чем-то
пройти быстрее?
В.Б.:
Когда я работал в Центральном
Конструкторском Бюро, мы проектировали
уникальные здания: Театры, Цирки,
Филармонии... Работа была достаточно
сложная: архитекторы дают какую-нибудь "сказку",
а нам нужно все конкретно рассчитать;
часто мы им говорили: - "Ребята, это бред! Вы
переделайте, потому что стоять это не
будет!" И была у нас такая поговорка: "Никто
не скажет, что мы сделали быстро, но все
скажут, что мы сделали плохо". Так вот:
существует естественный путь, и принцип
движения по нему похож на принцип рычага, -
ты можешь ускориться, но тогда возрастет
цена. И растет риск. Чем больше скорость,
тем больше и риск. Можно получить самадхи
как: вот я возьму кирпич и кому-нибудь дам
по башке. Таким путем сто тысяч человек я
убью, а сто тысяч первый получит самадхи.
Это будет очень быстро для него, почти
мгновенно. Но я сторонник того, чтобы
естественный путь был эволюционным,
чтобы у каждого была своя скорость.
Поэтому все экстремальные способы, это для
нетерпеливых. Или для очень здоровых и для
тех, кто ничего не боится. Есть такие люди,
которым все равно, что с ними будет... Я,
вообще-то сам люблю экстремальные
ситуации. Я занимался и спелеологией и
скалолазанием, и с парашютом прыгать люблю.
Но, йога, это другое. В йоге можно работать
и со здоровыми, и с больными и результат
равно будет блестящим. Ускориться это
соблазн. И еще очень большой соблазн -- все
эти идиотские чудеса. Многие люди не
понимают того, что все это второстепенно,
что сначала нужно что-то сделать с собой, а
все, что тебе действительно нужно
приложится, когда ты будешь другим. А
получить что-то без работы над собой, - это
бред.
...Есть еще в
практике одна хитрая ловушка. Она связана
с верой. Вера полностью блокирует познание.
Если я верю, я уже знаю заранее и свой опыт
я буду подгонять под то, во что я верю...
Оглавление
II тома
начало
страницы