Лекции  по  истории и развитию

  Западной  Традиции

 

«Традиция (от лат. Traditio – передача) -передача духовных ценностей

от поколения к поколению; на традиции  основана культурная жизнь.

 Традицией называют также то, что передают; в то же время все,

что на традиции основано, называют традиционным».

(«Философский энциклопедический словарь» М. 2002)

 

Существуют разночтения в понимании термина «Западная Традиция» у таких авторов, как Рене Генон, Валентин Томберг, Дион Форчун, Алистер Кроули и др.

Я далее буду опираться на то понимание Западной Традиции, которое предлагает Валентин Томберг в своей книге «Медитации на Таро: путешествие к истокам христианского герметизма» (Киев. «София» 2000.)

 

В приводимом ниже кратком ознакомительном курсе я, как составитель, поставил задачу познакомить читателя с выдающимися представителями (и основами их учений) более чем трехтысячелетней западной цивилизации, внесшими в развитие и передачу Традиции значительный мистический, гностический, философский и преобразующий вклад. Ввиду краткости курса, множество замечательных людей осталось за его рамками. Возможно, я восполню, со временем, эти пробелы, внеся дополнения к данному курсу.

 

Основной задачей составления Лекций мне видится ознакомление читателя с мировоззренческими, мистическими, гностическими и религиозными корнями Традиции. Так как данную интернет-страничку посещают, в основном, люди, интересующиеся вопросами самопознания, психологии и эзотеризма, мне кажется, что осознание истоков и динамики развития Традиции поможет хоть сколько-нибудь избавиться от мозаичности и разрозненности представлений в этих областях, а также более трезво выбирать направление своего собственного развития, в условиях появления многочисленных ныне «эзотериков», открывающих «велосипед» и создающих собственные «системы знаний» и «учения», лишенные корней и ведущие лишь от одних иллюзий к другим. Стоит заметить, что действительно серьезные представители эзотеризма прошлых лет и столетий не гнушались тщательно изучать труды древних мистиков, классиков философии  и теологии.

 

Я буду рад, если читатель, ознакомившись с Лекциями, решит получить более развернутое образование в этой сфере и возьмется за изучение богатейшего наследия, оставленного великими представителями философии, религии и мистики, обратившись к первоисточникам.

 

Возможно, также, что читатель с более глубоким уважением сможет отнестись к христианскому мировоззрению. В среде «эзотериков» сейчас преобладает скептическое и зачастую негативное отношение к христианскому мировоззрению, основанное исключительно на незнании предмета. Надеюсь, что для кого-то Лекции восполнят и этот пробел.

 

В сущности, мой труд в составлении Лекций был невелик и состоял лишь в попытке непосредственного – мистического проникновения в предмет, более или менее глубоком ознакомлении с различными текстами, выписками и цитатами. Более половины великих личностей, представленных в Лекциях, можно найти в современных учебниках по философии. Вклад составителя заключался лишь в отыскании преемственности линии Традиции и показания диалектического процесса развития Традиции.

 

Еще один важный момент: когда многоаспектные учения сокращаются до «выжимки» краткого реферата, субъективное влияние и окраска Лекций доминантами составителя неизбежна, что я также прошу принять во внимание, еще раз напоминая, что задача Лекций – прежде всего, - мотивирующая к самостоятельному изучению первоисточников.

 

                                                                           ( Составитель – В.Л.        27.1.2003)

 

Дерево Западной Традиции  

 

Глава 1

Гермес Трисмегист

 

Считается, что Гермес первым в нашей цивилизации постиг истину о мире и записал ее для людей. Его биография и жизнь неизвестны. По этому вопросу до сих пор ведутся споры. Гермес Трисмегист означает Гермес Трижды Величайший. Мы имеем дело не с одним, а с тремя. Первый — небесный — зримый Бог, воплощенный в планете Меркурий. Он сыграл важнейшую роль в антропогенезе. Второй — учитель, пророк, ясновидящий — земной Бог, обучавший Изиду и Гора. Третий — автор герметических книг, родоначальник герметической философии. Три эти личности различны, но идентичны по своей сути. И в каждой своей ипостаси они достигали вершин, становились величайшими.

Герметическая философия строится как философия знания-гнозиса. В этом ее отличие от любой религиозной системы, основанной на вере, то есть на некоторых особых состояниях человека, вызываемых теми или иными факторами макро- или микрокосма. Знание имеет конечной целью обожествление человека. Знание обладает важнейшей и моральной и теологической функцией. Долг человека — постижение Бога. Благочестие тождественно знанию Бога. А зло тождественно незнанию о нем. Причем это не просто человеческое зло, а метафизическое и сверхприродное.

Бог желает быть познанным и стремится к этому. Такова была одна из его целей при создании человека. Состояние знания достигается двумя путями: Откровением и Посвящением. Основа Откровения — акт «видения» (нетелесным глазом). Посвящение — это передача знания от учителя к ученику. Посвящение не выражается в словах, хотя вся герметическая философия выражается в словах, но эти слова не всегда понятны и ясны. Далеко не все могут понять их простой смысл. Для непосвященного изложение кажется двусмысленным или бессмысленным.

Согласно Гермесу, в основе творения Космоса — три элемента. Первый — архетипический эйдос, он же прекрасный Космос. Второй — божественная воля, узревшая этот прекрасный Космос и решившая воплотить его. Третий — влажная субстанция, тьма, материал, из которого был создан Космос. Она представляет первооснову четырех стихий и была разделена силой божественного Логоса — слова. Был произведен на свет ум — Демиург, вместе с Логосом они сотворили природу и семь планет — правителей Космоса, и привели мир во вращательное движение. Так возник Космос, то есть второй Бог.

Далее наступил антропогенез. По образу и подобию Бог сотворил человека, двойственное существо, духовное и телесное. Цель создания человека так же двойственна, как и его природа. Как бессмертное духовное существо, он предназначен для созерцания Бога и Космоса, ибо без зрителя сцена космогенеза в глазах Бога теряет смысл. Но так как человек смертен, его функция — управление земным миром. Цель человека в нашу эпоху — самопознание, которое должно привести к Богопознанию.

В герметической космологии выделяются три сферы: сверхнебесное, небесное и земное. В сверхнебесном правит трансцендентный Бог, Отец, Творец, Благо. Он познается двумя способами: апофатическим (отрицательным) и катафатическим (положительным). Апофатика в применении к Богу такова: Бог бессущностен, невидим, непознаваем. Он нерожден. Тем не менее, Он в высшей степени явен, ибо Он есть чистая энергия, чистое действие. Все остальное — Его эманации. Катафатические определения Бога: Он бестелесен, но энергия Его пронизывает все тела, отсюда - Он всетелесен; Он нерожден, у Него нет страстей, Он благ, более того, благ только Он. Так как Он бессущностен, Он не является ничем определенным. Но Он же оказывается всем. И всем в качестве причины этого всего, не будучи отцом и матерью, Он порождает все. Бог бессмертен, значит, вечен, непричастен времени.

Первая Его эманация - есть «второй Бог», Космос, небесное. Он бессмертен, то есть бесконечен. Вечность здесь эманирует в форму временной бесконечности. Небесным сводом управляют семь правителей, небесных Богов (видимые их проявления — Солнце и планеты). Земной мир — это низшая сфера, правитель его — человек. Здесь правит закон рока, чередование рождений и смертей. Другая черта земного мира — тленность. С неизбежностью наступит время, когда человеческие нравы падут. Тогда в мир придет Бог, чтобы восстановить его. Но пока это время не настало, в нем царствуют люди.

Гермес является, также автором величайшего гностического текста – «Изумрудной Скрижали», где в символической и аллегорической форме выражена предельная Истина, доступная человеку. Наиболее известен второй постулат «Изумрудной Скрижали»: «То, что находится внизу, аналогично (соответственно) тому, что находится вверху, и то, что находится вверху, аналогично (соответственно) тому, что находится внизу...»

Гермес дал также наиболее емкое определение Бога: «Бог есть умопостигаемая Сфера, центр которой находится везде, а периферия отсутствует».

 

Глава 2

Зороастр

 

Пророк и реформатор древнеиранской религии. Учение Зороастра близко монотеизму с единым Богом - добрым духом, которому впоследствии в качестве злого духа противопоставлен Ариман. На стороне единого Бога еще шесть добрых духов — гениев: правдивость, благомыслие, мудрость, власть, здоровье и долговечность. На стороне Аримана — гнев и ложь. Задача человека — в том, чтобы содействовать Богу в борьбе с Ариманом. Зороастр — автор «Авесты». В борьбе добра и зла — истинная причина движения этого мира, считает Зороастр.

Человек должен пройти три превращения, суть которых - постоянное преображение путем самоутраты. Человек постоянно должен проходить путь от состояния «верблюда», то есть несущего груз знания, через состояние «льва», то есть тотального критицизма, к состоянию «дитяти», то есть творца.

 

Глава 3

Сократ

 

Если античные философы-досократики были заняты в основном поиском первоначал, то Сократ первым увидел, что человек внутренне не пуст. Отсюда знаменитое «Познай самого себя». По Сократу, философия — вот истинный путь к Богу. Философия — это умирание для земной жизни, подготовка к освобождению бессмертной души из телесной оболочки. В центре учения Сократа — человек, поэтому его философию называют началом первого антропологического поворота в истории. Счастье, как учил Сократ, — осознанная добродетель. Философия должна стать учением о том, как человеку жить. Философия обнаруживает единую основу существующего, которая для человека становится высшей целью. Единое — основа человеческой жизни — не существует в отрыве от духовных усилий самого человека. Это не равнодушное природное начало. Только когда Единое станет целью человека, оно составит его счастье. У Сократа ярко проявляется первое (параллельно с Диогеном) движение к уникальности и индивидуальности.

Сократ одним из первых воплотил идеал бедности – это один из обетов, присущих западной мистической традиции. Два другие — это обет послушания и целомудрия. Обет бедности — это стремление к внутреннему опустошению посредством укрощения желаний, эмоций и личного воображения, чтобы душа стала свободной воспринять откровение Глагола жизни и света свыше. Бедность — постоянное деятельное бодрствование, готовность души ко всему новому и неожиданному,  способность везде учиться — условие, без которого невозможно откровение. Сократ и умер учась, - его последние слова перед казнью – «исследуем этот процесс».

 

Глава 4

Платон

 

Великий ученик Сократа - Платон развертывает образ мира, достойный рождающейся человеческой личности, ставит перед человеком цели, достойные гармонии Космоса. Бытие и небытие в его системе — не равноправные принципы мироустройства, безразличные человеку и его целям. Мир центрируется вокруг человека. У ног его бесформенная материя — небытие. Взор его обращен к небу, прекрасному, благому, вечному бытию. По Платону, чувственно воспринимаемый мир не является единственным. До Платона были представления о двух мирах, но подлинный мир оставался в границах вещественного. Платон же впервые открыто говорит о невещественности подлинного мира, его идеальности. Бестелесные внечувственные сущности -«эйдосы», то есть идеи. Количество идей не бесконечно, они составляют иерархию. На вершине пирамиды идей — идеи истины, прекрасного, справедливого. Венчает пирамиду идея блага, соединяющая все достоинства истины, красоты и справедливости. Платоновские идеи, то есть идеалы — образцы для творения мира вещей. Идеи — источник бытия вещей. Идеи доступны человеческому пониманию, познанию. Человек постигает идею в форме понятия. Познавая идею, человек переходит на новый уровень бытия. Помимо вечных сущностей вещей — идей — Платон выделяет в качестве второго источника существования мира материю. Платон вводит также понятие «мировая душа», которая является посредником между миром идей и миром вещей. Мировая душа сотворена Богом, причастна «тождественному», - то есть идеям, и «иному», - то есть материи. Мировая душа — это самодвижущаяся творческая сила, с ее помощью мир становится единым, упорядоченным, живым, целым, то есть Космосом. Выражение мировой души и ее противоречивости — это демон Эрос. Он посредник между материей и миром идей. Он стремится и отдать и взять, раствориться в бесконечности и отдать весь мир в себя одновременно. У Платона идея слепого темного рока, управляющего судьбами людей, недоступного познанию, уступает место ответственности человека за свою судьбу. Истинное познание открывает путь к освобождению бессмертной части души человека, это орудие свободы.

Платон разделяет два вида знания: чувственное и умное. Те, кто живут чувственным познанием, похожи на людей, которые с рождения живут в пещере и не видят реальных вещей, а только их тени при слабом свете. Им кажется, что это и есть подлинный мир. И только философ, созерцающий истину, говорит о вещах, которые он видит при ярком солнечном свете — свете разума.

 

 

 

 

Глава 5

Аристотель

 

Аристотель развил и видоизменил учение Платона. Известна его знаменитая фраза: «Платон мне друг, но истина дороже». Свою философию Аристотель развивает в полемике с платоновской теорией идей. Идеи Платона, по Аристотелю, ничем не отличаются от чувственных вещей, - это ненужное удвоение мира, считает Аристотель. Он приходит к выводу, что существование единичных конечных вещей не объяснить с помощью обособленного от них царства идей. Единичное бытие вещи, то есть бытие самобытное, имеющее основание в самом себе — это субстанция. Единичное бытие есть сочетание формы и материи. Материя — это возможность формы, форма — действительность материи. Когда Аристотель рассматривает движение не отдельной вещи, но мира в целом, он наряду с первоматерией признает форму мира, находящуюся за его пределами. Мир вечен и вечно движется. Движение не может прекратиться, ибо тогда надо допустить, что оно остановлено другим движением, что противоречиво. Вечно движущийся мир имеет вечную причину движения — перводвигатель. Перводвигатель неподвижен, бестелесен, ибо телесность — это возможность перехода в иное, то есть возможность движения. Бестелесный перводвигатель есть чистая форма, это Ум созерцательный, а не деятельный. Он направлен вовне. Такой бестелесный, неподвижный, вечный, мыслящий сам себя перводвигатель есть Бог.

Аристотель построил логику и теорию науки.

Аристотель считает, что душа присуща только живым существам. Душа тесно связана с телом и способствует развертыванию всех возможностей живого существа.

Три вида души выделяет Аристотель: это растительная (способность к питанию), животная (способность к ощущению) и разумная. Первые два вида души неотделимы от тела и присущи также человеку. Душа разумная присуща только человеку, она отделима от тела и бессмертна. Главная цель человека — это стремление к благу. Высшее благо ­— счастье и блаженство. Так как человек наделен душой, его благо — совершенное выполнение разумной деятельности. Условие достижения блага — обладание добродетелями. Добродетель — это достижение совершенства в каждом виде деятельности. Это искусность, способность самому найти единственно верное решение. То, что природа находит естественным путем, человек должен искать сознательно, искать свою человеческую меру во всем. Он не животное и не Бог. Середина — вот собственно человеческое. Человек — это родитель своих поступков. И порок, и воздержание зависят от нас. Аристотель выделил этические добродетели (добродетели характера) и диноэтические (мудрость, благоразумие и другие). Этические связаны с привычками, а дианоэтические требуют специального развития. Аристотель много говорит о идеях саморазвития и самовоспитания.

 

Глава 6

Ветхозаветные пророки

 

Ветхий Завет представляет нам более чем 15-вековую историю становления Веры в Единого Бога. Бог предстает как Личность. Первые пять книг Ветхого Завета (Бытие, Исход, Левит, Числа, Второзаконие) говорят, в основном, об одном, - они показывают Бога-Творца. Бог созидает мир и особый народ, который Он призывает на служение Себе – сначала отдельных людей, затем и целый народ, чтобы через него дать благословение всему миру. В этих книгах содержатся десять заповедей. Бог — создатель нашего мира и всего человеческого рода. Все сотворенное Им было благом. Он представил свободу воли. Отсюда произошло непослушание, искушение (дерево познания добра и зла). В результате в мир вошли страдания и смерть. Но Бог не отказался от своего творения. Он сделал Ноя новым родоначальником человечества, затем избрал Авраама и его потомков, с которых началась история спасения человеческого рода. В книге Исход Бог являет себя Моисею впервые в человеческой истории. Он освобождает свой народ из египетского плена, дает правила, по которым им следует отныне жить: как поступать друг с другом, как служить Ему. Бог ожидает, что весь Его народ, а не только священники, будет жить по Его заповедям. Но люди эгоистичны, своевольны, непокорны. Грех неизбежно отделяет человека от Бога. Нужен  способ, с помощью которого люди могли бы преодолеть эту пропасть. Ветхозаветные жертвы указывают этот способ. Смерть жертвенного животного есть прообраз той единственной жертвы Иисуса Христа, приносимой за грехи всего мира, которой достаточно на все времена.

Бог был верен Своим словам, а Его народ постоянно впадал в непослушание. Бог бесконечно терпелив. Он с терпеливой любовью заботится о Своем народе. Но, в конце концов (книга Числа), Он пресекает непослушание наказанием, чтобы народ вернулся к Богу, пока не будет слишком поздно.

Следующие книги Библии — это исторические книги: от Иисуса Навина до Есфирь. Эти книги охватывают восемь тысяч лет иудейской истории, от 1200 до 400 г. до н. э. Здесь рассказывается, как израильтяне завоевали и заселили свою землю, рассказывается о времени правления судей и царей, о том, как страна пала перед врагами, а народ был уведен плен. В книгах Ездры и Ниневии описывается возвращение израильтян на родину. Авторы исторических книг показывают, как замысел Бога осуществляется в жизни Его народом, описываются бедствия израильтян, как те вступали на путь неповиновения своему Богу. Даже цари признавались хорошими или плохими в зависимости от того, повиновались ли они Богу или изменяли ему. Цель — становление в трудных условиях (плюс свобода воли и двойственная природа человека) Единобожия и Веры.

Следующие книги Ветхого Завета — книги премудрости Библии (книги Иова, Притчи, Екклесиаст). Каждая из них касается поведения человека в его практической жизни. Главное действующее лицо — сам Бог, но не в храме, а в доме человека, рядом с ним в его труде. Все три книги учат, что мы обретаем мудрость через почитание Бога и следование его законам. В книге Иова показана извечная проблема человеческих страданий. В ней рассказывается о праведном Иове, потерявшем все, но сохранившем Веру в Бога. Иов убежден, что страдает не за грехи, а проходит испытания, в результате Иов получает ответ в личной встрече с Богом во всей Его силе и премудрости.

Книга Притч: здесь речь идет о семейных и дружеских отношениях, труде. Тема притч — мудрость и глупость, праведность и нечестность, сила мудрого слова, богатство и бедность, надежды и опасения, радость и скорбь, тяжелая работа и праздность. В основе всей премудрости — страх Божий, то есть благоговение перед Богом.

Екклесиаст. Екклесиаст размышляет над вечным вопросом — почему жизнь кажется столь бессмысленной. Как бы люди ни стремились к мудрости, успеху или праведности, им дано достичь лишь мимолетных и относительных результатов. Попытки найти в жизни что-либо постоянное — это как погоня за ветром, ибо все суета сует. Екклесиаст верит в Бога, но считает, что никогда не постигнет Его намерений, рассуждает о том, сколь духовно бедна жизнь, ограниченная чисто земными заботами. Нет ничего лучше, как наслаждаться человеку делами своими, ибо это — доля его. Присутствие этой книги в Библии говорит о том, что Бог принимает и того человека, чья вера отягощена сомнениями.

Наконец, пророческие книги, - всего 17 книг, озаглавленные по именам тех пророков, чью проповедь они содержат.

Иссайю, Иеремию, Иезекиля и Даниила называют «большими пророками», а остальные 12 «малыми». Служение пророков известно в Израиле с самых ранних времен. Величайшим был Моисей. Затем в эпоху судей и царей пророки неизменно присутствуют в истории израильского народа. Причем, такие как Илия и Елисей играют ведущую роль в спасении народа. Пророки выполняют свою миссию более трехсот лет и во времена Вавилонского плена, и после возвращения на родину.

Пророки были людьми Божьими, действующими как Его посланники. Часто они были настолько захвачены передававшимся через них словом Бога, что говорили от Его имени: «Я». Они осознавали себя призванными Богом и исполненными Его духа и слова. Они обращались как к будущему (предсказание бедствий, приход мессии), но главное в их проповеди касалось настоящего. Цель их — призвать народ вернуться к Богу и верить в Него одного.

 

Глава 7

Апостолы и евангелисты

 

Евангелия — это не просто биографии Иисуса. В основном они повествуют о последней неделе Его жизни и о том, что происходило после Его смерти. Евангелия — это благая весть. Евангелия несут благую весть, проповеданную Иисусом, излагают Его учение, рассказывают о совершенных Им исцелениях и, самое главное, о Спасении, которую Он принес миру через Свою смерть и воскресение.

Тридцать лет после смерти и воскресения Иисуса апостолы проповедовали Евангелия устно. За это время собирались записи Его изречений и рассказы о Его деяниях. Из этих записей в различных центрах раннего христианства возникли четыре канонических Евангелия.

Новый Завет открывает Евангелие от Матфея. Оно как бы связывает Ветхий Завет с Новым. Иисус изображается здесь как мессия, помазанник, предсказанный пророками. Особенно выделяется тема церкви, - основанной Иисусом  общины учеников.

Евангелие от Марка показывает Иисуса как деятельного и решительного вождя в войне с силами зла. Иисус желает сохранить в тайне, что он мессия, ибо народ может это неправильно понять. Он часто называет себя Сыном Человеческим. Ключевой стих в книге: «Сын Человеческий пришел, чтобы отдать душу свою для искупления многих».

Евангелие от Луки. Действие его начинается и заканчивается в Иерусалиме. Действие же книги Деяний Апостолов того же автора начинается в Иерусалиме, а заканчивается в Риме. Это подчеркивает одну из главных тем Луки: Иисус пришел сначала к евреям — наследникам Божьего обетования о Спасении, но они отвергли Его, и ныне Спасение обращено всему миру. У Луки есть множество историй, известных только из его Евангелия. Среди них рассказы о блудном сыне, о милосердном самарянине, о мытаре и фарисее и другие.

Евангелие от Иоанна сильно отличается от трех других. Его цель такова: «Дабы вы уверовали, что Иисус есть Христос, Сын Божий». Иисус — это слово Божие, последующее между Богом и миром. Представления о слове Божием уходят корнями как в Ветхий Завет, так и в греческую философию. Иоанн структурирует свой рассказ о жизни Иисуса семью знамениями (чудесами), и семью изречениями Иисуса, начинающимися со слов «Я есмь». Основные темы этого Евангелия — это Свет, Жизнь и Любовь, принесенные в мир Иисусом. Это Евангелие помогает людям понять, что вечную жизнь можно обрести лишь через веру в Иисуса Христа.

Книга «Деяния апостолов» Луки начинается с рассказа о вознесении Иисуса Христа на небеса и о даровании Его ученикам Святого Духа в день Пятидесятницы. Далее рассказывается, как община учеников Иисуса, которая первоначально не насчитывала и двухсот человек, выросла во вселенскую Церковь, распространившуюся по всей Римской империи. Ключевой стих книги: «Вы будете Мне свидетелями в Иерусалиме и во всей Иудее и Самарии и даже до края земли».

 

Глава 8

Иисус Христос

 

Иисус Христос является центральной фигурой Традиции.

В краткой лекции невозможно исчерпать все многообразие тем, раскрывающих разные аспекты жизни и учения Иисуса. Поэтому я выделю три небольших «наброска», которые кажутся мне ключевыми для понимания миссии Христа.

1)      Христианский мир поклоняется распятию, то есть образу, выражающему парадокс: всемогущего Бога, находящегося в состоянии крайнего бессилия. Именно в этом парадоксе мы видим самое высокое откровение Божественное за всю историю человечества. Мы видим здесь самое совершенное откровение Бога, который есть Любовь. Единородный сын предвечного отца, распятый за нас на кресте, — вот что повергает в трепет любую открытую душу, в том числе и душу разбойника, распятого справа от Него.

2)      И ранее, и сейчас известны два философских и теологических течения — это реализм и номинализм. Согласно реализму, общее предшествует частному. Согласно номинализму, частное предшествует общему. Это фактически не решаемая антиномия, то есть противоречие. Номинализм не замечает общих идей: Истина, Добро, Красота для этой позиции — пустые слова. Но реализм не замечает отдельных незаменимых и уникальных существ. Эта проблема в духовной истории человечества была решена фактом Воплощения, где основное Универсальное мира — Логос — стало Иисусом Христом, который есть основное Единичное мира. Здесь Универсалия Универсалий — Логос — становится Единичным Единичных — Иисусом Христом.

3)      И до Христа было много примеров мистического опыта, присутствия Бога. Либо одержимость Богом, как у пророков, либо погруженность в Него, как у йогов и мистиков, либо видение откровения в Его творении, как у мудрецов и философов. Но никто никогда до Христа не видел Бога, ибо ни вдохновение пророков, ни мистическое погружение в Бога, ни созерцание Бога в зеркале Его творения не могут сравниться с опытом видения Бога Лицом к Лицу. Ибо это не слияние, это встреча в сфере сущностей, в которой человеческая личность (сознание своего «я») остается неприкосновенной и свободной, и становится тем, что она есть по замыслу создателя. В Евангелии от Иоанна сказано: «Все, сколько их приходили до Меня, суть воры и разбойники». Как понимать эти слова рядом с Его другими высказываниями о Моисее, пророках, обо всех, кто был до Него? Речь идет не о воровстве и разбое в прямом смысле, а о принципах посвящения до и после Христа. Каждый из предшествующих Ему учителей обучал познанию Бога в зависимости от своей конкретной личности, которая должна была умаляться по мере наступления одержимости. В этом смысле умаление личностного начала — то есть «золотого таланта», доверенного человеку, который есть образ и подобие Бога — предшественники Христа были ворами и разбойниками. Они, конечно, свидетельствовали о Боге, но сам практический путь, делавший их свидетелями Бога, путь, которому они учили, был путем деперсонализации. Величие Будды было в высоком уровне деперсонализации, которого он достиг. Наставники йоги учат тому, как утрачивать личность. Древние философы, жившие стоически, занимались практикой деперсонализации. Евангелие гласит, что те, кто приходили до Иисуса, воры и разбойники по отношению к человеческой личности, - потому что они обучали деперсонализации. (Слово «до» здесь означает не только временную категорию, но и степень посвящения). Христос наоборот говорит: «Я пришел для того, чтобы овцы имели жизнь и имели с избытком». Иисус пришел, чтобы приумножить жизнь в том, что ему дорого, и чему угрожает опасность. Овца — образ личности. Здесь идет речь не о сверхчеловеке, не о великой личности, не о значительной личности, но просто об индивидуальной душе, которую Иисус хочет видеть вне духовной опасности, живущей в полную силу, как и было предназначено Богом. Овца это живое существо, которое со всех сторон подстерегают опасности. Потому оно и является предметом божественного попечения. Язык Иисуса — это язык любви, а не философии, психологии или науки. Могущественный маг, гениальный художник, глубокий мыслитель, озаренный мистик — все они заслуживают своих высоких характеристик, но этим они не поразят Бога. В Его глазах они — овцы, которые Ему дороги. Он хочет, чтобы они никогда не заблуждались и чтобы их жизни влились в жизнь вечную.

 

Несколько цитат из Евангелия от Иоанна:

«Истинно, истинно говорю вам, верующие в Меня имеют Жизнь Вечную».

«Я Есмь Путь, Истина и Жизнь. Никто не приходит к Отцу, как только через Меня».

«Истинно, истинно говорю вам, слушающий слово Мое и верующий в Пославшего Меня имеет жизнь вечную и на суд не приходит, но перешел от смерти в жизнь».

 

Глава 9

Дионисий Ареопагит

 

Один из первых христианских мистиков. (Здесь уместно говорить о соединении христианской мистики с герметизмом). Ареопагит — первый епископ Афин, обращенный в христианскую веру апостолом Павлом в середине первого века. Он разрабатывал апофатический, то есть отрицательный путь богопознания, согласно которому никакие имена не могут быть использованы для описания Бога. Божественный Мрак неопределим, Бог не есть абсолютное Благо, Бытие, Любовь, Красота — он выше всех этих понятий, бесконечно превышая их, но, с другой стороны, все в себе содержит. Но человеческий разум, данный Богом, требует выразить мистический опыт общения с Богом в понятиях, которые в этой ситуации являются лишь символами. Так начинается катафатическое, то есть положительное богословие. Предметом рассмотрения Ареопагита является проблема пути обожения человека, а также учение о Церкви и ее роли в этом процессе. Церковная иерархия строится Дионисием по аналогии с небесной, ангельской иерархией. Небесная иерархия такова: Серафимы, Херувимы, Престолы, Господства, Силы, Власти, Начала, Архангелы и Ангелы.

Дионисий одним из первых свидетельствует об опыте переживания непрерывного внутреннего молчания и созерцания Невыразимого.

Своей смертью святой Дионисий продемонстрировал состояние «концентрации без усилия» (состояние Мага в герметизме), когда центр направляющего сознания перемещается из головы в грудь, из церебральной системы в волевую, двигательную. Чудо святого Дионисия состояло в том, что когда он принял мученическую смерть (ему отрубили голову), он взял свою голову в руки и прошел еще достаточно большое расстояние до того места, где и был похоронен.

 

Глава 10

Ориген

 

Также один из первых христианских мистиков. Ориген дает систематическое объяснение христианства в категориях греческой философии. Он «вводит» ее в дела веры. Ориген оказал влияние на все последующее развитие христианской богословской философской мысли. Он утверждал, что есть два способа причащения Христу: через вкушение Плоти и Крови Спасителя и через Слово Божие. Ориген делает попытку примирить библейские идеи сотворенности мира с платоновским учением о реальности вечных идей. Ориген настаивает на вечности сущего, но не в эмпирическом, а в идеальном плане. Поскольку Бог вечен, следовательно, мир тоже вечен. Не мог же Бог когда-то стать творцом. Он им был и есть всегда. Ориген в духе христианства говорит о том, что Бог не творит несовершенства и неравенства. Причина их не в Боге и не в первозданной твари, но в ее свободе. Совершенство различных тварей состояло в их духовности и бестелесности. Обладая свободой воли, они забыли о своем предназначении, - в этом состояло грехопадение. Единственное живое существо, не злоупотребившее свободой, — это Иисус Христос. Он сохранил свое неразрывное единство с Божественным Логосом, являясь его тварным носителем. Роль Христа в спасении мира не искупительная, но нравственно-педагогическая, считает Ориген. При условии восстановления в себе «начал» все примут состояние, равное Христу. В текстах Священного Писания Ориген усматривает три слоя. Первый — телесный, то есть исторический, общедоступный. Второй слой — душевный, то есть этический, назидательный. И третий слой — духовный, то есть аллегорический, символический. Роль религиозной философии и богословия, считает Ориген — донести истинный  смысл духовного плана до сознания верующих. Причиной ложных, нечестивых и неразумных мнений о Боге служит понимание Писания по букве, а не по духу.

Ориген первым истолковал Песнь Песней как брачный союз между душой и Логосом-Христом. Тем самым он положил начало мистике христианской Любви. Троица у Оригена иерархична, как у неоплатоников. Сын ниже Отца и ему подчинен. А Святой Дух и вовсе у них «на службе». Об Отце и Святом Духе Ориген говорит мало, зато Иисус Христос как Логос — слово Божие — бывший еще до воплощения источником пророческих вдохновений и ведущий мир по богочеловеческому пути, — главный нерв его богословской системы. Ориген защищал идею предсуществования душ, хотя и не переселения их. Его ад — это некое исправительное заведение, после прохождения которого, очистившись, все, даже Дьявол, спасутся.

 

 

 

Глава 11

Плотин

 

Плотин явился систематизатором неоплатонизма — мощнейшей философско-мистической школы раннехристианского периода, параллельной христианскому мистицизму. Плотин исходил из Единого, которое является первосущностью, но не разумом и не предметом разумного познания. Единое выделяет из себя эманацию мирового духа. Мировой дух производит из себя мировую душу, заключая в себе весь мир идей, - истинный мир, в то время как чувственный мир представляет только иллюзорное отражение мира идей. Мировая душа дробится на отдельные души. Материя выступает как низшая ступень эманации, как «несуществующее», «злое», как отрицание божественной первосущности. Последняя, высшая цель души, выделяющейся из Единого, — это воссоединение с Ним благодаря экстазу, по отношению к которому познание является только подготовительной ступенью. Творение мира не есть целенаправленный процесс, по Плотину. Единое не есть Личность и не похоже на Бога-творца христианства (здесь мы имеем дело не монотеизмом, но с пантеизмом). (Плотин путешествовал на Восток и приобщился к персидской и индийской философии). Душа человека, по Плотину, имеет две стороны. Одна стремится к свету, другая стремится упасть во мрак.

Современники признавали Плотина необычным человеком. Он подолгу пребывал в состоянии экстаза. Едва взглянув на ребенка, он предсказывал, каким он вырастет. Перед смертью Плотин сказал: «Сейчас я попытаюсь слить то, что есть Божественного во мне, с Божественным во вселенной».

 

 

Глава 12

Аврелий Августин

 

(Также называемый Блаженным Августином). Августин жил во времена ожесточенных богословских споров (III-IV век н. э.). Августин создал яркую и завершенную богословско-философскую систему, которая повлияла на последующую западную мысль в целом и вместе с тем породила трещину, приведшую к разрыву между западным и восточным христианством. Августин исходит из интуиции единства Бога, а затем, по аналогии с человеком, дает психологическое понимание Троицы как «пребывающих в Уме Знания и Любви». Августин не мир выводит из Бога, но Бога вводит в мир. Бог Августина — это «невозможная возможность» духа человека, который в напряжении собственных усилий способен овозможнить то, что ранее ему казалось невозможным, то есть стать достойным божественного человечества. Мы познаем мир чувственно и по явленности мира судим о нем. Но такое знание непостоянно и не дает уверенности душе. Есть другое знание, когда душа как бы «вспоминает» истину. Такое «вспоминание» душой пережитого в некоем духовном пространстве, по Августину, свидетельствует о Боге. Августин дает совершенно философское определение бога: «Бог есть неизменная Личность, абсолютная Личность». Это значит, что человеческая личность есть единственная сущность в этом мире, ее начало и завершение. Следовательно, у человека нет более совершенного знания, нежели знание собственного «я» и сущности, как своей же абсолютной возможности. Значит, круг моего бытия беспрерывно расширяется в акте сознания собственного «я».

Согласно Августину, - за искушение надо благодарить Бога, ибо «отыми искус — и спасаемых не будет». Человеку необходимо пройти искус злом, чтобы понять что-то истинное о себе и мире. Чаще всего это постигается на собственном опыте методом проб и ошибок.

Развивая идеи человеческого несовершенства, Августин произносит знаменитую фразу, которая спустя века будет осознана как открытие «герменевтического круга». Фраза такова: «Не понимать, чтобы верить, а верить, чтобы понимать». То есть тот, кто пытается понять нечто в мире, подходит к нему с уже сложившимися представлениями и ожиданиями. Такое познание является просто корректировкой и расширением уже сложившихся форм знания. Итак, «уверовать, чтобы уразуметь» — это значит, что человек должен осознать слабость и немощь своего ума и не рассчитывать на всесторонний анализ бытия Бога. Решение этого вопроса вне компетенции разума — оно дело Веры. Человек не Бог, он слаб, способен к греху, но если в нем есть сущностное, личностное божественное начало, значит, есть и сила преодолевать трудности. Человек, который не застывает в своем высокомерии духа, непременно сомневается, падает и идет дальше, от небытия к бытию. Поэтому далее Августин произносит еще одну знаменитую фразу: «Сомневаюсь — значит существую». «Сомневаюсь — существую» — вот ответ христианской мысли на призыв античности «познай самого себя». Не праведность, но путь поиска, признание собственной ошибки становятся признаком сопричастности Богу. Поэтому Августин говорит еще одну знаменитую фразу: «Полюби и делай что хочешь», что является нравственным принципом санкции его же формулы: «верую, чтобы понимать». Его «полюби» - не просто любовь к Богу как к непознаваемой абстракции, но любовь к Личности, а значит, к сущности человеческого божественного, личностного, которое есть у каждого, то есть любви к собственным «невозможным возможностям». Задача человека — быть творцом, художником собственной жизни.

 

 

 

Глава 13

Отцы восточной церкви

 

В отличие от пантеизма, Бог монотеизма не только Един, он Личность, с который верующий должен вести постоянный живой диалог - молитву,. Бог как Личность, трансцендентная миру и одновременно имманентная ему, глубоко интимно связанный с каждым верующим, был впервые дан в откровениях еврейских патриархов и пророков. Великая заслуга Израиля не в том, что он преподал Единого истинного Бога, того Единого, который есть Начало и Конец, но в том, что он показал, что к нему можно действительно обращаться, говорить Ему «Ты», стоять перед Его лицом. Израиль первым понял это, и вся его история была диалогом между человеком и Богом. Важнейшим дополнением к теологии монотеизма стало христианское учение о Троице. Возникло два монотеизма. Один — иудаизма и ислама — утверждает живого Бога как Творящую Личность, как истинно Сущее, но оставляет во мраке Его Жизнь, а людям предлагает беспрекословную веру и полную покорность Его воле; другой — христианства — открывает природу Бога и Его Жизнь, насколько это доступно человеку. Первый связан с законом, второй — с благодатью. Смысл и сущность христианства в Иисусе Христе, воплотившемся в Боге — Логосе. В прологе Евангелия от Иоанна дано четкое определение связи Христа с другими ипостасями Бога, и утверждается их одновременная неслиянность и нераздельность в Троице: «Вначале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово был Бог». «Начало» здесь вне времени, это начало всех начал, вечная сущность. Слово рождается вечно в недрах Отца, демонстрируя отношения между Отцом и Сыном. От Отца исходит также Дух Святой, посланный в мир во имя Сына, чтобы свидетельствовать о Нем. Три единосущные  Ипостаси вместе составляют триединство. Представить Троицу с помощью человеческого ума или воображения невозможно. Но многие христианские мистики, находясь в благодатном, экстатическом состоянии, сподобились «увидеть» ее, хотя словами это непередаваемо. Христиане Западной и Восточной Церкви, достигающие такого видения, обычно «стартуют» с противоположных позиций. Западные начинают с единой Личности, а восточные, для которых важнейшие понятие — это соборность и симфоничность, начинают с трех неслиянных Ипостасей, которые затем непостижимым образом сливаются в триединство. Гораздо существеннее расхождение западного и восточного христианства в понимании структуры Троицы. Католики изменили смысл Символа Веры, добавив, что Дух Святой исходит от Отца и от Сына. Эта добавка делает Святой Дух подчиненным Отцу и Сыну, что нарушает равновесие, в результате получается иерархическая троица (почти как у неоплатоников). Принять такое искажение древнего Символа Веры Восточная Церковь не смогла, что привело в 1054 году к великому расколу.

Еще в 451 году Халидонский Собор принял важный догмат о двух природах Спасителя, очистив христианство от ересей. В этом догмате утверждается, что одинаково пагубно исповедовать Иисуса Христа только как Бога, но не человека, или только как человека, но не Бога, делая его в первом случае недостаточным для нашей немощи, а во втором бессильным нас спасти. Необходимо исповедовать и то, и другое, ибо как истинное человечество нераздельно с Богом, так и истинное Божество нераздельно с человеком. Одновременно с двумя природами неслиянными и нераздельными Христос обладает и двумя волями, хотя то, что называют свободой воли, ему не присуще, так как его воли согласованы. Обе природы Христа появились одновременно в евангельском эпизоде воскрешения Лазаря. Нечеловеческая природа воскрешает Лазаря и небожественная сила плачет над его гробом. Слова Христа  «где двое или трое собраны во имя Мое, там и Я посреди них» положили начало его Церкви и христианству как этой Церкви на земле. Христианская Церковь — тело Христово, Богоневеста, храм Духа Святого и место стяжания благодати, отражая две природы Христа, содержит одновременно Церковь небесную и земную, торжествующую и воинствующую, неизменную и участвующую в истории человечества. Христианство — это религия Спасения, поэтому главная цель верующего — благодатное преображение греховной природы, что приводит к истинно второму рождению и в православии именуется обожением. Бог вочеловечился, чтобы проявить любовь к своему творению и искупить страданиями и крестной смертью богочеловека Иисуса первородный грех гордыни и неповиновения, открыв этим путь к Спасению. Бог стал человеком, чтобы человек мог стать Богом. Православие, для которого обожение является залогом Спасения, указывает на два крыла, необходимые для этого подъема к Богу: благодать и свободу воли. Благодать требует любви к Богу и к другим людям, и ко всему тварному миру, без чего все мертво и бесполезно, а для правильного выбора действий при свободе воли необходимо знание истины. Истина пришла в мир в лице Христа, так что праведная жизнь есть подражание Христу, а ее цель — преображение во Христе, то есть обожение, поэтому основу христианского вероучения составляет жизнь, крестная смерть, воскрешение и учение Христа, изложенные в книгах Нового Завета. В мистическом учении Восточной Церкви разработаны возможные пути Спасения, детально исследована сущность энергий и сил Бога, а также божественных озарений, прообразом которых служит так называемый Фаворский свет. Непременным этапом успешной практики стяжания благодати в идеях обожения считается священнобезмолвие, о чем признанный глава восточно-христианских мистиков Григорий Палама написал в своих «Триадах в защиту священнобезмолствующих», вошедших в основной текст восточно-христианского мистицизма - «Добротолюбие».

 

Глава 14

Фома Аквинский

 

Фома ограничил западное христианство от влияния Платона. Вместе с тем, Фома обращается к Аристотелю. Он пытается примирить великого грека с Христом. В Аристотеле он видит авторитет и апологию разума, с позиции которой он сам идет к Вере. Введя Аристотеля в христианский мир, приблизив Бога к миру, а мир к Богу, Фома тем самым как бы обручил Бога с материей человеческого духа. Отсюда у него новая интерпретация Боговоплощения, воплощения Бога в Христа, Человекобога. Безликие космологические категории Аристотеля у Фомы насыщаются полнотой человеческих смыслов. Фома говорит, что бытие Бога недоказуемо, и оно воспринимается только верой. А человек нуждается хотя бы в косвенных доказательствах его бытия. Они подготавливают человека к восприятию божественных истин. Истины эти ставят человека перед фактом, что жизнь без Бога невозможна, что мир, лишенный идеала, направления к совершенству, стремления к истине и благу, красоте, бессмысленен. На что же ориентироваться человеку — на веру или на разум – ставит вопрос Фома. Истинные теологии имеет своим источником откровение, истинные науки — чувственный опыт. Теология идет от Бога к человеку, ученый идет от фактов к их сути в теории и постепенно восходит к Богу. С разных сторон, разными путями и средствами ученые и теологи приходят к одному и тому же. Учение о двойственности истины Фомы стало в дальнейшем важнейшей стороной доктрины Ватикана.

Между Богом и человеком нет тождества, но нет и двуначалия. Есть отношения подобия и неподобия. Все, что приписывается миру, с разной степенью интенсивности принадлежит и Богу. Разрозненный мир «падшей твари» стремится к собственной самотождественности в полноте Бога как единственной и достойной цели, в которой все освещается, совпадает и единится. Учение Фомы о познании содержит различные возможности. С одной стороны, мир в своей основе непознаваем, так как у нас нет критериев отделения субъективного восприятия человека  от истинного содержания. Это есть философский скептицизм. С другой стороны, устранение субъективных моментов познавательной деятельности возможно, сам разум обладает механизмом различения истинного и неистинного, субъективного и объективного. В этом диалектика Фомы. Фому интересует не познание вообще, а знание в связи с человеком, то есть центром сотворенного мира. Человек есть самое совершенное в природе. Каждый человек — особая мысль Бога, осуществленная в особом творческом акте создания души. Значит, всякий акт богопознания тождественен познанию человеком себя в соотнесенности с абсолютным божественным совершенством. Бог есть абсолютное бытие. Человек не обладает качеством абсолютного бытия, он лишь аналог бытия, он причастен к бытию. И вещи, и люди, и Бог действительны, «есть по-разному». Действительность не только «есть» как нечто предзаданное, она «есть» и то, чем «может быть». То, что «есть» и «может быть», Фома называет «ens». Ens — бытие, но не как просто ставшее и становящееся, или свершенность чего-то идеального, ens — это острота бытия, как интеллектуальная его развернутость, как мыслимо возможная полнота существования. Бог есть такое бытие, в котором сущность и существование совпадает. Человек причастен к нему и тяготеет, так как наделен бытийной потенцией. У человека есть лишь некоторая полнота, потенция быть. Это понимается как то, что он может «быть», а может и не «быть». Речь идет о возможности и случайности. Фома в философских категориях Аристотеля артикулирует то, что косноязычно как говорили отцы церкви VI–VII веков: «Встал на путь подвига — влезь под кожу и собери себя». Как много надо преодолеть в себе глупости, злобы, тщеславия, помыслов, чтобы найти в себе «форму»! Собирая себя, осуществляя свою «форму», человек оказывается самым страдательным существом в мире, так как в силу внутренней необходимости — свободы, реализует собственную свободу-необходимость. «Форма» есть качество открытости, готовности к расширению, превосхождению себя без всяких прикидок на результат. Таким образом, бытие для человека — это вечно длящийся акт выхода за свои пределы.

 

Глава 15

Мейстер Экхарт

 

Основной мотив Экхарта — идея единения Бога и человека. Обращаясь к Евангелию от Иоанна «Вначале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог», Экхарт говорит: «Слово воплотилось в человеке, чтобы узнал он в себе Бога, ведь сказал же Христос: «Царство Божие внутри вас». Экхарт критикует Фому за то, что тот считает, что лучше созерцательной жизни — деятельная. Богопознание по Экхарту, достижимо в акте «делания себя в Боге», в созерцании, в котором жизнь находит завершение и покой. Отрешаясь от всего временного, индивидуального, человек в мистическом акте познает мировую волю. В ее глубине, из которой рождается сама жизнь, необходимость и свобода становятся одно. Поэтому отрешенность это есть самое лучшее, так как очищает душу, проясняет, зажигает сердце и пробуждает дух. Она превосходит добродетели, так как дает нам познание Бога, отделяет от твари и соединяет душу с Богом. Постигнув Бога, человек уже не только следует закону мира, но и сам творит его. В человеческой душе, кроме естества, есть «божественная искра», часть божества. Задача человека — отрешившись от внешнего, прийти в состояние восхождения, когда эта искорка разгорится, и душа вознесется до «тихой пустыни» божества. Апофатическая теология Экхарта выходит за рамки канона. Даже нельзя сказать, что есть Творец и его творение. У него божественное начало возникает вместе с миром и пронизывает его. Бог растворен в природе (пантеизм) — он абсолютно безлик. Бог — колодец без дна, Божественное Ничто, которое можно постичь в отрешенном созерцании, в  уединенном молчании. Результатом такого познания становится ощущение тождественности себя с богом. Бездна Ничто оказывается абсолютной лишенностью, молчащей пустотой, окончательной утратой собственного личностного начала.

 

Глава 16

Рыцарские ордена

 

Здесь мы будем говорить о принципах, по которым строились ордена, в частности, францисканский орден. Это - Обеты послушания, бедности и целомудрия. Обет послушания — практика укрощения, желаний, эмоций и личного воображения перед лицом совести и разума. Это преобладание идеального над видимым, национального над личностным, божественного над человеческим. Это жизнь, основанная на иерархическом порядке, космическом и человеческом. Это смысл существования Серафимов, Херувимов, Престолов, Господств, Сил, Властей, Начал, Архангелов и Ангелов; священников, рыцарей и простолюдинов. Послушание — приказ, международный закон, государство, Церковь, общий мир. Настоящее послушание — противоположность тирании и рабству, так как его корень — любовь. То, что вверху, служит тому, что внизу, а то, что внизу, покоряется тому, что вверху. Послушание — это практическое выражение признательности тому, что происходит. Кто признает Бога, тот слушается. В том виде, в каком послушание практиковалось в рыцарских и религиозных орденах, это было также эффективной формой тренировки воли, целью которой является отказ от воли к величию. Универсальная формула послушания: «Да будет воля Твоя».

Обет бедности — это стремление к внутреннему опустошению, постоянная готовность души ко всему новому и неожиданному, способность всегда и везде учиться.

Обет целомудрия — это решение жить без алчности и равнодушия. Излишняя добродетель скучна, а порок отвратителен. Не скучно и не отвратительно лишь то, что исходит из сердечной глубины, из любви. Сердце живет, только когда оно любит. Тогда оно подобно солнцу. Целомудрие — такое состояние человека, когда его сердце, превратившись в солнце, становится гравитационным центром.

 

Глава 17

Николай Кузанский

 

Николай Кузанский примирил в своем учении Экхарта и Фому. Он великолепно знал схоластику, был близок к мистике Экхарта, знал философию античности и неоплатонизма, а также восточных Отцов Церкви. Не изменяя традиции богословия, Кузанский в то же время уже принадлежит будущей философии. Он предвосхищает Лейбница — идеей равного онтологического достоинства всех вещей в мире, Канта — развернутой в своей «Науке незнания» системы космологических антиномий, Гегеля — триадным расположением мирового сущего, Хайдеггера — учением о человеческой вселенной как априорной цельности. В основе, учит Кузанский, - Божественное бытие, потенция как абсолютная возможность всего, которая парадоксальным образом и есть абсолютная действительность. Об этом всеобщем источнике его творчества можно что-либо высказать только в виде предположений и догадок, так как безграничность его проявлений все равно рано или поздно опровергает любое частное утверждение и превзойдет любое определение. Он все может. Мир — это произведение Бога, личная потенция Творца — это форма форм, так как образует образ любой конкретной вещи. Чтобы приблизиться к Богу, надо стать выше разума, и рассудка и чувства, и тогда Он Сам обнаружит Себя перед тем, кто ищет Его в вере. То есть человеку надо отвлечься от сиюминутного, зримого, слышимого и стать выше себя. В ситуации такой остановки и напряжения мысли появляется обостренное чувство сознания приближающегося к сущности. Об этом сказано так: «Остановись и познай». Не следует смешивать эмпирическое человеческое с запредельно божественным. Форме форм, как беспредельному пределу, соответствует не эмпирическая единичность, но абсолютная единичность всех единичностей. Эта абсолютная всеобщность не просто совпадает с абсолютной единичностью, она сама в пределе есть абсолютная единичность (неединичная единичность, возможная невозможность). Божье мы должны познавать не по человеческому обычаю, но целиком и полностью от себя отстранившись и всецело перейдя в Бога. Лишь когда человек выходит за собственные рамки, отказывается от себя, от своего маленького «Я» (в том числе собственной точки зрения, мироощущения, пристрастий) — тогда он способен к реальному творчеству. В учении Кузанского о человеке жизнь не дается готовой, она богата необычайными возможностями, позволяющими много сделать для себя, для других и во имя Бога. Поэтому человек живет в этом мире осуществлением возможностей в кругу невозможного. Говоря языком современной науки, учение Кузанского о человеке есть философия нестабильности, синергетика (учение о открытых неравновесных системах), учение о творчестве в ситуации «неустойчивой устойчивости» личности, живущей в земном мире. Это баланс на пределе возможного.

 

 

Глава 18

Джордано Бруно

 

Бесконечное могущество Бога, по Бруно, не может ограничиться созданием конечного мира. Бесконечные свойства Бога Кузанского превратились у Бруно в бесконечность природы. Это учение не осталось у него умозрением. Переосмысляя теорию Коперника, Бруно освободил ее от традиционных представлений о конечности мироздания, согласно которому Солнце составляло абсолютный центр Вселенной. Развивая идеи Кузанского, Бруно доказал, что любое земное светило может быть в центре мироздания, что центр находится повсюду и нигде. Тем самым он повторил для материального мира определение Сферы Гермеса Трисмегиста. По Бруно, формообразующее активное начало имеет источником материю. Материя не просто источник деятельности. Ее развитие подчинено закономерностям, развивающимся из единого субстанционального принципа через многочисленные диалектические переходы, борьбу противоположностей, являющихся результатом деятельности мировой души. Бруно делает вполне конкретные выводы о необходимой заселенности иных миров. Кто хочет познать наибольшие тайны природы, пусть рассматривает и наблюдает максимум противоположностей и противоречий, учит Бруно. Глубокая магия заключается в умении вывести противоположности, предварительно найдя точку объединения их. В этой нацеленности на познание сути вещей одна из величайших заслуг лучших представителей эпохи Возрождения.

 

Глава 19

Пико делла Мирандола

 

Своей задачей Мирандола ставил соединить учение двух основных школ античности — платоновской и аристотелевской. Философия Мирандолы была творческим обобщением лучших традиций античной, христианской, арабской, а также еврейской и восточной мистики. Если Фома Аквинский дал философско-религиозный синтез средневековой культуры, то Мирандола — ренессансной.

Учение о человеке Мирандола обосновал в своей «Речи о достоинстве человека» — Бог, сотворив человека, специально дал ему неопределенный образ и поставил в центр мира, сказал: «я не сделал тебя ни небесным, ни земным, ни смертным, ни бессмертным, чтобы ты сам, свободный и славный мастер, сформировал себя в образе, который ты предпочтешь. Ты можешь переродиться в низкие неразумные существа, но можешь переродиться по велению своей души в высшее и божественное». О высшее и восхитительное счастье человека, которому дано владеть тем, что пожелает, и быть тем, кем хочет! Человек у Мирандолы — это связующее звено между материей и духом — он узел мира, способный возвыситься к Богу или опуститься до животного. Природа человека не определена изначально и тем близка к природе Бога. Высшее предназначение человека — наслаждаться величием мироздания.

Глава 20

Якоб Бёме

 

В один прекрасный день конца шестнадцатого века к юному ученику сапожника Якобу пришел незнакомец, купил пару ботинок, а когда вышел, позвал мальчика: «Якоб, выходи. Ты мал, но станешь велик. Будь благочестив, бойся Бога и изучай Святое Писание, в котором найдешь утешение и советы. Ибо тебе предстоит перенести нужду, бедность и гонения, но ты устоишь, так как Бог любит тебя». После этой встречи семь дней подряд у Якоба были видения, где он лицезрел Господа, ангелов, сотворение мира, и жизнь его действительно изменилась.

Первое понятие, из которого разворачивается вся космогония Бёме, — Ungrund, то есть бездна, пустота, бескачественность. Бёме описывает это как тишина без сущности. В ней нет ничего, что могло бы быть, это вечный покой, бездна без начала и конца, это не цель и не место. И здесь ничего не найти, даже если искать. Глаза этой бездны — это наши глаза, и она является зеркалом самой себя. Эта бескачественность содержит потенцию всех антиномий и качеств, какие открывает бытию божественная воля. Ungrund — первая фаза становления мира, дальше развитие идет согласно принципу троичности, возводимому к догмату о святой Троице. Для Бёме триединство есть источник непрерывного движения, где рождается и утверждается жизнь всего сущего. Исходный момент этого движения — разделение, которое происходит в первом лице, в Боге-Отце, на два начала — положительное и отрицательное. На «да» и «нет». Одно не существует без другого. Но в то же время противоположное остается единым. Бог есть все: и тьма, и свет, и любовь, и гнев (здесь идет сближение с Каббалой). Именно в этой внутренней раздвоенности, обозначенной как «мука», Бёме видит источник любого развития, истечения жизни. Это «истечение» — направленная самосознающая и творящая воля Бога — есть вечное рождение Сына в Отце. И именно в Сыне огонь или гнев Отца превращается в свет Любви. То, что сокрыто в первой природе Бога, открывается во второй и становится явленной в третьей, в Святом Духе, как синтезе природы Отца и природы Сына. Всякая вещь в мире сделала по подобию этой троичности. В дереве, камне или растении есть три вещи, и ничто не может ни родиться, ни расти, если из этих трех будет недоставать в нем хотя бы одной. Во-первых, сила, из которой происходит тело, будь то камень, дерево или растение. Во-вторых, сок, который есть сердце всякой вещи. В-третьих же, кипящая сила, запах или вкус, то есть дух вещи, от которого она растет и пребывает. В этом образе всеобщего вечного становления особое место у Бёме принадлежит качеству, то есть подвижность, течение или пробуждение всякой вещи. Отсюда, таким образом, выявляется связь качества с «истечением». Динамические процессы рассматривались Бёме как в духовной природе, так и в материальной, и в самом человеке — центре творения. Здесь видны следы средневекового алхимического учения о соответствиях, пронизывающих все мировоззрение, обуславливающих единство микро- и макрокосмоса. Бёме известен герметический закон: «что внизу, то и наверху, и что лежит стесненное в земле, то же и находится в звездах». Этот закон лежит в основе многовековой практики алхимии, в которой поиски высшего материального объекта — философского камня — подразумевают стремление к соответствующей ему духовной сущности. Из взаимосвязи и взаимовлияния всех сфер мироздания проистекала также соотнесенность алхимических и астрологических объектов (например, семи основных металлов и семи планет). Бёме, однако, заимствует идеи Парацельса и алхимии, но лишает их непосредственного физического смысла, пользуясь ими как метафорами. Такой метафорой является алхимическое понятие «тинктура» (окрашивание, цвет). Как цвет есть качество, которое можно прибавить к вещам или отнять у них, так и Святой Дух, по Бёме, обитающий в человеческой душе, сообщает ей свои свойства, свой «цвет». Бёме создал образ вечно становящегося, вечно изменяющегося мира, где все взаимосвязано, и где человек — центр всех взаимосвязей. Главная задача — это преображение самого человека. Возникновение природы новой жизни происходит в поврежденном теле всего мира, и в этом теле рождается живой дух, а из этого духа — свет и разумение. В магической мистике Бёме особенно важны два мотива. Первый: живое чувство мировой гармонии и всеединства, мудрость земли, мистического восприятия природы. Второе: антропоцентрическое самочувствие — человек есть «экстракт» из всех существ.

С одной стороны, Бёме завершает традицию немецкого мистицизма, с другой, стоит у истоков новой европейской философии.

 

Глава 21

Рене Декарт

 

Декарт начинает свое учение с универсального сомнения, сомнения во всех истинах. Его цель — не разрушить, а укрепить человеческую уверенность в возможности познания. Мы не знаем, спим мы или бодрствуем, видим то, что видим, или нас обманывает какой-то демон. Что же остается человеку, брошенному Декартом в пучину сомнений? Отбросив все то, в чем так или иначе мы можем сомневаться, даже полагая все это ложным, мы легко допустим, что нет ни Бога, ни неба, ни земли, что даже у нас нет тела, но все-таки мы не можем предположить, что не существуем в то время, когда сомневаемся в истинности всех этих вещей. Нелепо полагать несуществующим то, что мыслит, в то время, пока оно мыслит. Отсюда следует, что мы не можем не верить, что заключение «я мыслю, следовательно, существую», истинно. Что оно и есть первое и важнейшее из всех заключений. Мышление Декарта вопреки сложившемуся стереотипу понимания его «cogito ergo sum» есть рефлексия существования трансцендентного «Я» (ядра существа). Декарт вышел за пределы дескурсивной мысли и обнаружил в себе Мыслителя мыслей. Это был не логический аргумент, но реальный интимный опыт Мыслителя в процессе мышления, и он дал Декарту полную уверенность в реальности «я существую», которое выражается через «я мыслю».

 

Глава 22

Бенедикт Спиноза

 

Для Спинозы главное — это проблема взаимоотношений человека с Богом. Познание, разум — это посредник в стремлении человека приблизиться к Богу, сама любовь к Богу носит интеллектуальный характер у Спинозы. Спиноза смело критикует Ветхий Завет и аллегорически его истолковывает. Бог Спинозы не исчерпаем, бесконечен, он может принять любое обличье, нести свое слово в форме, доступной людям определенной эпохи. Отождествление бесконечного Бога с одним из конкретных Его проявлений — суеверие, считает Спиноза. Подлинная религиозная вера неотделима от правильного познания. Образ Бога в философии Спинозы далек от Бога традиционных религий. Он лишен антропоморфных характеристик. Прежде всего, Бог причина самого себя, это совпадение свободы и необходимости, сущности и существования. Спиноза говорит: «Под причиной самого себя я разумею то, сущность чего заключаю в себе существования, то есть чья природа может быть представлена не иначе, как существующая». В единичных вещах сущность не совпадает с существованием. Единичная вещь определяется другой единичной вещью, она несвободна. Пантеизм Спинозы таков, что его Бог имманентен (внутренне присущ) природе, поэтому природа, с одной стороны, является творящей, а с другой — творимой. И творящая, и творимая природа — одно. Бог Спинозы — безличная сущность, поэтому и отношения между Богом и миром Спиноза пытается пояснить при помощи математической метафоры. Она такова: взаимоотношения множества отдельных вещей с их единой первоосновой Спиноза сравнивает с взаимоотношением бесконечных точек, лежащих на одной бесконечной прямой. Бог аналогичен пустому пространству, в котором располагаются отдельные вещи. Особенность вещей определяется свойствами пространства, то есть Бога. Неотъемлемое свойство Бога можно представить как измерение пространства. Таких измерений у Бога бесконечное множество, но лишь два атрибута доступны человеку: мышление и протяженность. Отдельные вещи располагаются по этим двум сферам. Бог отдельные вещи не создает, они являются его вечными следствиями. Используя математическую аналогию, можно сказать, что пространство не является действующей причиной геометрической фигур. Также и Бог не является действующей причиной вещей. Вещи существуют двух типов. Одни относятся к сфере мышления (идеальные образования), другие к сфере протяжения (материальные тела). Они между собой не связаны, но существуют параллельно. Порядок и связь вещей та же, что и порядок и связь идей, и наоборот. Если человек обнаруживает телесный недуг — следует искать и недуг душевный, так как Бог одинаково проявляется в различных рядах модусов. Процесс самосохранения вынужденно ведет к самосовершенствованию, к развитию познающей способности. Человек неизбежно формирует идеал свободы и обнаруживает, что это Бог. В Боге стремление к самосохранению полностью реализовано. Свобода Его ничем не ограничена. Он причина самого себя, и Его свобода есть необходимость. Радость от познания столь велика, что вкусивший его человек способен отказаться от земных благ, обуреваемый страстью к познанию и интеллектуальной любовью к Богу как основателю его собственной свободы.

 

Глава 23

Блез Паскаль

 

Паскаль считает, что в этом мире все обращается в свою противоположность: сила становится слабостью, слабость силой, добродетель злом, зло добродетелью. Но тогда величие человека, способного возвыситься над собой, превзойти свои пределы, означает вечный разлад, с обществом, с другими, с собой, невыносимое ощущение собственного одиночества и его трагический удел (жить ему надобно так, словно он один на свете, словно ему отпущена неделя жизни). В такой ситуации одна из истин, которая рождается в человеке, это осознание нищеты духа, как собственной неукорененности в природе, обществе, среде, среди близких вроде бы людей, понимание своей беспочвенности. Человек подвешен на грани двух бездн: бездны бесконечности и бездны небытия. Он преисполняется трепетом и ужасом перед вечным безмолвием этих пространств. Бесконечная бездна может быть заполнена лишь чем-то бесконечным и неизменным, то есть Богом.

Известно так называемое «пари Паскаля»: Паскаль считает, что разум здесь ничего не определяет. Между нами и Богом бесконечность хаоса. Где-то на краю этой бесконечности идет игра, что выпадет — орел или решка. Разум молчит. Не играть нельзя. Нас уже втянули в эту игру. Ставя на решку (отсутствие Бога), мы теряем свою конечную жизнь, которая и так обречена. Ставя на орла (существование Бога), мы имеем шанс выиграть бесконечную блаженную жизнь. Поэтому выбрать Бога - разумно, так как мы ничего не теряем. Какой ущерб в случае ошибочного выбора? Быть честным, искренним, справедливым, следовать добру — значит распрощаться со своими пороками. Велика ли потеря, если есть понимание, что ставка поможет вам обуздать страсти, огромные камни преткновения на пути к вере? Такая игра по результату дает опору разуму для ориентации в мире, наполняет содержательностью критерии оценки человеческих взаимоотношений, существующих социальных норм и ценностей, но только игрой без веры еще никому не удалось стать счастливым. Бесконечность пустоты души может заполнить лишь нечто бесконечное и неизменное — Бог. Счастье не вне и не внутри нас, оно в Боге, вне нас и внутри. Но постичь это можно не разумом и не умножением аргументов, но личной встречей со Спасителем. В Нем и для Него мы постигаем Бога в себе самих. Вся мистерия познания человеческой жизни разрешается, по убеждению Паскаля, в христианской вере, дающей возможность обретения мира знания и высшего блага. Царство Божие в нас самих. Всеобщее благо в нас самих. Ум — мы сами и не мы. Все, о чем писал Паскаль, было им глубоко пережито и выстрадано. Он говорит: «Я только с теми, кто, стеная, ищет истину».

 

Глава 24

Иммануил Кант

 

«Вопросы, поставленные Кантом, столь глубоки, что из поисков ответов на эти вопросы возникла вся последующая философия. Откуда бы ни шел мыслитель по философской дороге, он должен пройти через мост, название которому Кант. Леденящий ветер безнадежности пронизывает на нем мозг путника. Мост под ним колеблется и качается» (Голосовкер Я. Э. «Достоевский и Кант». Москва, 1963 г.). В спорах разума и чувств, рационализма и эмпиризма Кант находит третий путь. Ни одну из этих способностей нельзя предпочесть другой. Без чувственности ни один предмет не был бы нам дан, а без разума над ним нельзя было бы мыслить. Мысли без содержания пусты, а созерцание без понятий слепо. Кант говорит о не зависящем от наших ощущений и мышлений мире «вещей в себе». Для теоретического познания мир «вещей в себе» закрыт, но существует также мир феноменов, явлений — мир чувственных предметов, мыслимых рассудком. Человеческая способность познания этих феноменов безгранична. В знании всегда присутствуют априпорные и апостериорные элементы. Априорное знание предшествует опыту и не зависимо от него. Априорное знание нельзя отождествить с врожденными идеями, так как оно не существует само по себе, а лишь оформляет чувственный опыт. Апостериорное получается из опыта, но оно тоже не существует в чистом виде. Мир явлений и феноменов — не хаос, он упорядочен с помощью всеобщих и необходимых форм чувственного созерцания и категорий рассудка. Основное свойство разума — это способность вносить единство в сами правила, которыми организованы явления и феномены, то есть стремление к безусловному синтезу. Вследствие этого, разум приходит неизбежно к трем Идеям. Идея, по Канту, это понятие о безусловном, о том, что ничем не обусловлено, что является причиной самого себя, «вещь в себе». Все же, что дано нам в опыте, обусловлено. Содержание Идей, следовательно, находится за пределами человеческого опыта. Первая идея — идея абсолютного единства субъекта, то есть идея души. Вторая — идея абсолютно единства явлений, идея о мире как о безусловной целостности. Третья — идея абсолютного единства всех предметов мышления, то есть идея Бога.

Первая и третья идеи не противоречивы, и мы ничего не можем сказать об их предметах. Вторая идея порождает четыре антиномии, то есть противоречия. Возможны диаметрально противоположные ответы на один и тот же вопрос.

1. «Мир безграничен — и мир ограничен».

2. «Все в мире просто — все в мире сложно».

3. «В мире есть причинность через свободу — и в мире нет причинности через свободу».

4. «Все в мире необходимо - и все случайно».

Для понимания человека особенно важна третья антиномия, которая говорит, что в мире есть причинность через свободу и, в то же время, в мире нет причинности через свободу. За ней скрываются два измерения человеческой жизни. Человек принадлежит миру явлений (феноменов). В этом мире нет свободы, это мир обусловленного. Но человек одновременно и вещь в себе (ноумен). Тогда он относится к себе как к единственному основанию своего поступка, тогда он действует свободно. Человек имеет два характера: эмпирический и ноуменальный. Ноуменальный характер обладает свободной причинностью, он действует сообразно идее свободы. Он обнаруживает себя не как само действие, но, как правило, в действии. Сами же действия человека в эмпирическом мире всегда можно объяснить с помощью внешней причиной связи. Заслуга и вина человека остаются для нас скрытыми. Человека как свободное ответственное существо нельзя познать чистым разумом. К человеку нельзя подходить как к явлению или объекту. Человека можно познать только изнутри, как субъекта, свободного, самообусловленного действия. Но это особая познавательная способность.

Находясь в рамках практического разума, можно лишь обнаружить императивы (повеления) в душе человека, заставляющего действовать независимо от неблагоприятного результата, часто толкающего к поступкам, противоречащим даже его собственным желаниям. Удовольствие, счастье, желания, обычно относимые к целям нравственного поведения, Кантом в качестве таковых отвергаются. Нравственный поступок ценен сам по себе, он не зависит от человеческих желаний, которые приковывают человека к миру феноменов. «Нравственный императив» — это «императив категорический», он заставляет человека действовать несмотря ни на что, ни на какие условия. Нравственный закон, то есть «категорический императив» Канта не содержит конкретных предписаний. Он ничего не навязывает, он говорит лишь о необходимости относиться к себе и себе подобным, как к субъектам свободной воли: «поступай так, чтобы твоя воля могла стать и принципом всеобщего законодательства».

Кант говорит также: «Нет ничего прекраснее, чем звездное небо надо мной и нравственный закон внутри меня».

 

Глава 25

Георг Гегель

 

Основой всего существующего Гегель полагает безличное духовное начало — «абсолютную идею». Она — начало деятельное, ее деятельность может выражаться в мышлении и в самом познании. Дух из самого себя порождает Вселенную, и в силу этого приходит к самому себе. Отсюда развитие понятий — это одновременно и логика, и диалектика, и само познание. В процессе своего диалектического саморазвития идея Гегеля проходит три основных этапа. Первый этап — логический, когда идея действует в своем доприродном бытии, в стихии чистого мышления и развивается в форме чистых логических сущностей. Второй этап — идея превращается в природу, которая есть инобытие, абсолютная идея. Третий этап — высший абсолютный дух, на этой ступени идея, обогащенная всем предшествующим развитием, возвращается к себе и получает необходимую конкретность. (Здесь мы видим действие трех основных законов диалектики: «Единства и борьбы противоположностей», «Перехода количества в качество» и «Отрицания отрицаний»). Форму конкретизация идеи получает в облике субъективного, объективного и, наконец, абсолютного духа. Субъективный дух — это сознание субъекта, не выходящего за рамки индивидуального опыта. Объективный дух — человеческий родовой разум, исторически выражающийся в организации общественной жизни. Это та реальность, в которую включена личность и которая противостоит ей (государство, семья, политика, экономика). Абсолютный дух — это дух свободы, бесконечно стремящийся познать себя и выразить свою сущность. Он развивается от внешнего и чувственного к созерцанию, к представлению и от него к мышлению в понятиях.

В изображении Гегеля все развитие приобретает противоречивый, двоящийся и двойственный смысл. Оно изображается как вневременной процесс, в котором каждая «последующая» ступень есть не вторичное в смысле времени событие, но лишь более конкретное по раскрывающемуся в нем предметному содержанию. В первых трех понятиях гегелевской логики очевидны особенности ее построения: тезис — антитезис —синтез (принцип триады). Результат становления (синтез) Гегель называет «наличным бытием». Гегель разрабатывает структуру этого наличного бытия. Чтобы предмет существовал и отличался от другого, он должен быть соединением таких противоположностей, как сущность и явление, целое и часть, содержание и форма, необходимое и случайное, качество и количество, возможное и действительное.

Для Гегеля природа есть место, где зародится человек, общественная жизнь, где идея будет освобождаться от своей ставшей ненужной материальной оболочки — вещи — и с помощью сознания человека опять вернется в свое чистое духовное бытие.

 

Глава 26

Артур Шопенгауэр

 

В соответствии с кантовской философией, Шопенгауэр рассматривает мир как совокупность феноменов, явлений, то есть как «представление». Мир сам по себе, вне нашего восприятия — ничто. Но если Кант призывает понять эту истину для того, чтобы усовершенствовать человеческое познание, пресечь необоснованные претензии разума, то Шопенгауэр хочет осмыслить факт закрытости мира сам по себе, сделать этот факт элементом широкой мировоззренческой системы, а не просто принять ее как данное. Шопенгауэра не устраивает и гегелевский вариант решения, - мысль, согласно которой человек и абсолютное начало мира находятся в согласии, вместе реализуя общий план совершенствования мира. Неразрывная связь между субъектом и объектом лишает человеческую жизнь осмысленности, стирает границы между сном и бодрствованием, между прошлым и будущим, между человеческим и животным. Человек живет в мире фантомов и сам превращается в фантом. Только поняв это, можно поникнуть за призрачный мир феноменов, снять покрывало «майи» и увидеть вещи как они есть на самом деле. Кант человеческую свободную волю противопоставлял миру необходимости. Воля же для Шопенгауэра — это не способность свободно следовать долгу, это голос тела, слепой, иррациональный, бесцельный. Воля не противопоставляется Шопенгауэром миру необходимости, она проявляется в нем. Воля проявляется в силе, питающей растения, она является в облаках, ручьях. В природе воля — слепая сила, наиболее явно проявляется она в человеке. Волевое начало мира толкает все существующее на борьбу. Воля отличается от своих проявлений. Она — вечное становление и бесконечный поток трансформации. С помощью воли происходит переход от одного уровня природы к другому.

Но пессимизм Шопенгауэра имеет пределы. Он полагает, что человек способен все-таки вырваться из тисков воли. Ему может помочь в этом искусство. В искусстве мы созерцаем вещи незаинтересованные, бескорыстие. Особое внимание Шопенгауэр уделяет возвышенному. Возвышенное — это самая сложная гамма чувств, возникающих при встрече с чем-то безграничным. Тогда появляется предчувствие, единство с миром, и это не подавляет, а возвышает человека. Возвышенное приближает нас к первооснове мира.

Путь человека к его освобождению открывает сама жизнь. Первый шаг на пути к Спасению — обычное чувство справедливости, признание других равными себе. Но прежде чем утвердиться в этом чувстве, человек должен пройти все стадии эгоизма, доведя его до состояния озлобленности. В этом состоянии в другом человеке, в мученике он начинает узнавать себя. Чувство справедливости рождает более глубокое чувство сострадания. Но сострадание только открывает дверь в свободу. Для окончательного же поворота воли необходим путь аскетизма и ухода от мира, - считает Шопенгауэр.

 

Глава 27

Фридрих Ницше

 

Притягательность Ницше для современного человека - в его способности ввести нас в мир мятущегося, ищущего, рефлексирующего духа, наделенного обостренным нравственным чувством и одновременно стремящегося разрушить ставшие тесными рамки традиционной системы ценностей. Постоянный дух обновления, тотальный скептицизм, зачастую трагическое восприятия жизни — вот доминанты духовной жизни нашей эпохи. Ницше понимает мир как слепое иррациональное начало, слитое с волей к власти. Всякое расширение, усвоение, рост предполагает устремление к тому, что сопротивляется. Человек, ставший господином природы, господином своей собственной дикости и разнузданности (желания научились его слушаться) в сравнении с недочеловеком представляет колоссальное количество власти. Жизнь — только средство к чему-то. Она — выражение роста форм власти. Ницше призывает встать на путь переоценки ценностей, на путь имморализма. Человек ведь все время хочет сбыть себя, снять с себя ответственность за совершаемое, возложить ее на мир общего. Экономия сил, экономия мышления, самосохранение — это понятия торгашеской морали. Такая повседневная мораль лицемерна, это снисходительное отношение к своим и чужим слабостям, от недоверия к человеку. Она основана на сострадании, на потакании к человеческим слабостям, на любви к «ближнему». Переоценка ценностей предполагает переход от любви к «ближнему» к любви к «дальнему». Любовь к «дальнему» — это творческая любовь, согласно Ницше. Не смягчение текущих проявлений зла, а изменение самих принципов жизни. Эта любовь принимает форму борьбы с людьми сегодняшними, эта любовь к идее человека, к человеку, каким он может быть. Идея сверхчеловека — центральная у Ницше. Сверхчеловек — это тот, кто воплощает в жизни своей христианский идеал, выраженный апостолом Павлом: «все мне позволено, но ничто не должно обладать мною». Сверхчеловек — это тот, кто сам творит свою жизнь, без подсказки, кто свободен во всем. Не есть ли это один из тех мифов, которые обставляют горизонты нашего сознания? Реальный предмет размышления Ницше — это человек, несущий в себе образ сверхчеловека. Такой человек — это мост между животным и человеком, стрела, устремленная к идеалу сверхчеловека.

Глава 28

Мартин Хайдеггер

 

Хайдеггер – один из основоположников экзистенциализма (См. также А.Камю, Ж.П.Сартр, К.Ясперс) Экзистенциализм — попытка подойти к человеку изнутри с точки зрения его собственных жизненных задач. В центре внимания — человек, его экзистенция (существование). Экзистенциализм — это и «философия отчаяния», и «философия свободы», и «философия творчества», и «философия индивидуализма». Смысл экзистенциализма таков — человек стоит перед альтернативой выбора: подлинного бытия, в котором он находит, обретает себя, и неподлинного существования, когда утрачивается «я», и он растворяется в толпе. Вовлеченный в конфликт, человек должен спросить себя: «Кто я?». Ситуация заставляет искать разрешение ее в личностном плане. В такой кризисной ситуации возникает экзистенциальное учение о человеке. Человек стоит перед лицом возможностей, он должен сам решать и действовать. Хайдеггер формирует основную идею экзистенционализма: человек есть в той мере человек, в какой он экзистериует. Экзистировать — значит принадлежать своему существу, слышать зов бытия. Человек как живое существо просто вброшен в этот мир. Индивидуальную сущность ему никто не преподносит, он сам ее создает. Поэтому человек, осознав свое отличие от других, должен создать модель собственного бытия, свой мир, свое мироощущение. Сделать это трудно, и не каждый способен на это. Большинство людей стремится отказаться от решения такой задачи, им легче жить, как все, они хотят раствориться в толпе и забыть свою свободу. Им невыносим сам акт выбора. Они хотят жить комфортно, а выбор — всегда дискомфорт. У Хайдеггера не найти традиционных категорий метафизики. Его категории — это страх, забота, вина, тревога, смерть. - Вот проявления существа человека. Хайдеггер хочет вырвать человека из мира обыденности. Он напоминает, что, как бы комфортно человеку ни жилось, придет время, когда никто уже не поможет. Единственное, что способно возвратить человеку человеческое, — это осознание собственной смерти. Непосредственное касание смерти вызывает метафизический ужас, когда человек боится не потерять что-то конкретное, но не быть вообще. Это ужас края бездны. Ужасом приоткрывается Ничто. Перед лицом Ничто мы теряем дар речи. Оно впервые ставит наше бытие перед сущим. Перед Ничто человек осознает, что он вброшен в мир не по своей воле и не по своей воле уйдет из него. Невозможность «вечного возвращения» делает человека совершенно уникальным существом. Переживание факта собственной смерти отличает человека от животного. Именно это переживание становится для человека основой для собственного жизнестроения. Поэтому осмысленную жизнь человека Хайдеггер называет «бытие-к-смерти». Человек тогда становится человеком, когда на заднем плане присутствует смерть. Хайдеггер как атеист, погружая человека в бездну Ничто, тем самым говорит, что человек существует постольку, поскольку у него нет возможности надеяться на Бога. В противном случае, он будет надеяться, но потеряет чувство собственной уникальности. Лишь разрыв с надеждой обостряет сознание неповторимости времени жизни и ответственности за себя и свои поступки. С другой стороны, в Ничто Хайдеггера просматривается идея апофатического богословия, в котором Бог есть бездна Ничто (Экхарт, Дионисий Ареопагит  и др.).

 

 

 

 

Глава 29

Альбер Камю и Жан-Поль Сартр

 

Мир «безрассудно молчалив», то есть в истории нечего искать ответа о предназначении человека, смысла его жизни, поступков. В ней нет ни заданий, ни вопроса. Это значит, что она сама по себе абсурдна. И только человек своими действиями и поступками вносит в эту разрозненную реальность нечто упорядочивающие, гармонизирующее, структуризирующее. Человек сам вносит смысл в то, что он делает, и в саму свою жизнь. Сама суть философии человека XX века — человека как перманентного кризиса. Кризис, пограничная ситуация — вот остановившиеся мгновения жизни человека, когда у него умирают старые схемы и рождаются новые смыслы. В это время обессмысливаются старые готовые ответы на вопросы «что я могу знать», «во что я могу верить», «что мне делать», ибо эти ответы имеют смысл, когда мы верим, что у жизни есть логика, и нам есть на что надеяться. Но как только мы соскочили с колеса обыденности, или нас выбросило, мы вдруг узнаем, что в этом мире все идет своим ходом, и решается без нашего участия, что в мире нет места, предназначенного для нас. Это и есть пограничная ситуация. В процессе ломки старых ценностей человек пересматривает свои прошлые отношения с миром, в нем рождается новое качество. Поэтому человек не есть совокупность того, что в нем есть, но совокупность того, чего в нем еще нет, и чем он может стать. Это и есть показатель саморазвивающегося нового качества сознания. Кризис свидетельствует о незавершенности, незамкнутости, несамодостаточности человека. Так называемые «глобальные проблемы современности» — это не проблемы экологии, экономики, политики, но проблемы человеческого бытия, которые каждый решает сам. Кризис — вот поворотный пункт в жизни человека. Это отнюдь не одно мгновение, не происходит раз и навсегда. Скорее, это пунктиры, вехи, и одновременно болевые точки, в которых человек экзистирует, переживает собственную жизнь в ее диалектике, сущности и существовании.

 

Глава 30

Карл Ясперс

 

Ясперс принимает все положения экзистенциализма, но в его концепции присутствует Бог. Это не страдающий Христос. Он не имеет материального опыта. Бог Ясперса ближе к Ничто Хайдеггера. Но он недоступен человеку и находится за пределами человеческого. Путь человека к себе у Ясперса настолько тяжел, что здесь не поможет даже Бог. Человек сам решает поставленную задачу, тем самым приближаясь к Богу. В отличие от традиционного христианства, движение к Богу происходит не через ритуал и таинство. Бог не каждому открывается. Задача приближения к нему — личная, творческая. Только тогда, когда человек научится самостоятельно и творчески решать свои проблемы, тогда можно говорить, что в его жизни появился Бог.

 

Глава 31

Анри Бергсон

 

Это один из наиболее ярких представителей «философии жизни» — интуитивизма. Бергсон учил, что мозг является для мышления механическим орудием, которым оно пользуется, и что ум может постигать только все окостенелое и мертвое, а не жизнь, которая в своей сущности не может быть познана при помощи понятий. Психический индивид, по Бергсону, представляет собой текучее, не связанное разумом, неделимое многообразие. Жизнь может быть познана только благодаря переживанию интуиции. То же самое можно сказать и об универсуме. Так как он живет, растет в процессе творческого сознания и свободно развивается в соответствии с внутренним, присущим ему стремлением к жизни, жизненным порывам. Величие Бергсона заключается в той силе, с которой он сумел дать иное направление отношению человека к душе и к миру. Новые отношения можно охарактеризовать как стремление полностью положиться на чувственные представления, в которых выступает содержание идей. Новые отношения характеризуются как проникновение с глубоким доверием в непоколебимость всего данного, выступающего как простое и очевидное. Его позволительно квалифицировать также как мужественное саморастворение в созерцании и любовное стремление к миру во всей его наглядности. Своеобразие логики интуитивизма заключается также в модификации устоявшихся традиционных структур нашего мышления, законов исключенного третьего и достаточного основания. Роль этой модицикафии можно сравнить с ролью неэвклидовой геометрии Лобачевского в естествознании. Эта интуитивная в основе своей, мистическая логика востребована современными учеными самых разных специальностей. Так, Нильс Бор в связи с открытым им принципом дополнительности, применимым во многих разделах науки, и не только науки, определил истину как такое утверждение, что противоположное ему — тоже истина. Интуиция, согласно Бергсону, — это «подвижная бахрома» вокруг интеллекта, живое знание, помогающее жизненному порыву проникнуть во все новые области духа, обеспечивая этим творческую эволюцию человечества. С интуицией, как гносеологическим орудием мистики, тесно связаны «открытые» религии, по Бергсону, в отличие от «закрытых», укорененных в этом мире, приспособленных к нему с помощью интеллекта. Для обозначения временного аспекта «открытой» религии Бергсон использует термин «динамическое», а «закрытой» — «статическое». Генезис всякой религии описан Бергсоном следующим образом: «мы представляем себе религию как осуществленную процессом научного охлаждения кристаллизацию того, что мистицизм, пылая, влил в душу человечества».

 

Глава 32

Карл Густав Юнг

 

Центральное понятие для Юнга — это бессознательное, освобожденное от сексуальности, но обладающее универсальной надперсональной природой. Аллегорическому объяснению Фрейда Юнг противопоставил символическое толкование. Бессознательное продуцирует вновь и вновь некоторые схемы, которые формируют представления человека. Юнг называет эти символические схемы изначальными образами, или, иначе, архетипами бессознательного. Они не принадлежат ни конкретным социальным обстоятельствам, ни индивидуальному опыту, но являются выражением всеобщих человеческих нужд, инстинктов и потенций. Архетип сам по себе нейтрален относительно всех определений добра и зла, он не прекрасен и не безобразен, не морален и аморален. Он — форма, в которой заложены возможности для предельных проявлений добра и зла. Архетип сам по себе пуст, это форма, то есть способность репрезентации.

Бессознательное вообще выполняет и компенсаторную, и направляющую роль по отношению к сознанию. Лучшая характеристика бессознательного — представление о ней как о потоке жизненной энергии, которая может трансформироваться, переходить из одного вида в другой.

В самых глубинных основаниях, общих всему человечеству, лежит коллективное бессознательное, психический пласт, из материалов которого строится бессознательное наций, объединенных общим прошлым, затем групповое бессознательное и, наконец, любая духовная индивидуальность. Коллективное бессознательное — это место встречи, стыка пространственно-временного единства с безвременным и беспространственным бессознательным (метафора Юнга такова: человек как гриб, а коллективное бессознательное — грибница). Принятие идеи коллективного бессознательного в качестве фундамента социальности человека означает признание постоянной драмы, которая раскрывается на границах личности и коллективного бессознательного. Основные архетипы располагаются в таком порядке. Сначала идет Персона, - маска, которую человек надевает при встрече с другими. Маска — бессодержательное средоточие социального. Это не то, что человек есть, а то, за что он сам и другие люди принимают этого человека. Далее — Тень, индивидуальное бессознательное, вытесненные события, комплексы, мотивы. Далее — Анима, женское в мужском, и Анимус, мужское в женском. И, наконец, Самость, объединяющая сознание и бессознательное. Она есть объем личности, центр целостности и ориентир, цель жизни. Самость для Юнга — это объективная реальность и одновременная основа для дальнейшей психологической конструкции будущего недифференцированного состояния души, как предпосылки и цели человеческой духовной эволюции. Юнг считает, что жизненной целью человека должно быть признание и овладение всем спектром собственных возможностей, то есть самопознание в самом полном смысле этого слова. Свойство души, помогающее человеку освободиться от диктата собственных предрасположенностей, Юнг назвал трансцендентной функцией. Трансцендентная функция помогает человеку ориентироваться и существовать в границах неизбежного символического и мифологизированного мира, указывающего на нечто неведомое, пребывающее по ту сторону, непостижимого Бога. Никто не знает, каковы последние основания этого мира. Поэтому мы должны их принимать такими, какими их испытываем.

Индивидуализация, по Юнгу — согласованность психологических структур души, позволяющая даже человеку, распятому на кресте этого конечного мира, прозреть взглядом своим, чувством, мыслью и интуицией, прозреть трансцендентно и действовать согласно с этим знанием.

Последние два десятилетия своей жизни Юнг погружается в мир алхимии. Он показал, что основные архитипические мотивы, характерные для алхимии, проявляются в сновидениях наших современников, незнакомых с алхимией. Юнг продемонстрировал, что мир алхимических символов вовсе не относится к куче хлама, оставшегося от прошлого, но находится в совершенно реальных и живых отношениях с самыми последними открытиями в психологии бессознательного. Не только психология бессознательного дает ключ к тайнам алхимии, но и алхимия снабжает психологию бессознательного многозначной исторической основой. Алхимик видит сущность своего искусства в разделении и анализе, с одной стороны, и синтезе и объединении, с другой. Прежде всего, он рассматривает первичное состояние, в котором противоположные тенденции и силы находятся в конфликте. Вторым по значимости идет вопрос процедуры, с помощью которой снова можно было бы привести враждебные элементы и качества, некогда разделенные, к единению. Первичное состояние, именуемое хаосом, не является данностью с самого начала, но должно рассматриваться как первоматерия. Начало деяния не является самоочевидным, еще в большей степени не является самоочевидным ее конец. Все бесчисленные спекуляции о природе конечного состояния отражены в природе его предназначения. Самым распространенными являются идеи о его неизменности (продления жизни, бессмертия, чистоты), его двуполости, одухотворенности, телесности, его сходством с человеком и божественности. Какими бы трудными и необычными ни казались для непосвященных язык и образы алхимиков, они становятся живыми и яркими, когда выявляются взаимоотношения между символами и процессами бессознательного.

 

Глава 33

Рудольф Штайнер

 

Штайнер — основатель антропософии. Он считает, что всякая философия, которая стремится оставаться только в границах обычного сознания, может достигать лишь косвенного познания истинного существа человеческой души. Как математик имеет перед собой свои задачи, так духоиспытатель — свое собственное «духовное око». Исследователь чувственного мира направляет свою науку вовне, на результаты, исследователь духа применяет свою науку как подготовку к «видению».

Штайнер считает, что в древности в самом человеке утрачено то, что некогда делало философию действительно переживанием. Чувственная наука пользуется органами чувств, и то, что рассудок мыслит о наблюдении чувств, является обобщением передаваемого чувствами содержания. Живя в таком познании, человек познает себя только как физическое тело. Философия же была сначала душевным содержанием, которое переживалось не физическим телом, не органами чувств, но так называемым эфирным телом, которое лежит в основе физического и содержит в себе сверхчувственные силы, давшие форму и жизнь физическому телу. Древние философы, по Штайнеру, развивали свои идеи с помощью именно эфирного тела. Утратив для познания эфирное тело, духовная жизнь человечества утратила и характер реальности в философии, которая стала чисто мыслительным построением. Антропософия призвана сделать шаг к возвращению эфирного человека, чтобы философия обрела действительность.

Современная космология стала только надстройкой над тем, что естествознание познает через математику и опыты. Из этого опять-таки можно понять только физический мир и физическое тело человека. Но уже эфирное тело непонятно. Еще более непонятно душевное или духовное в человеке. В душе есть внутренняя жизнь, есть внутренняя жизнь Космоса. Древняя космология была прозрением внутренней жизни Космоса. Этим прозрением включалось астральное тело человека, то есть основа эфирного. В мышлении и чувствовании мы можем увидеть лишь его отблеск. Астральное существо может быть понято только как член Космоса. Утратив познание астрального существа человека, современное познание утратило и ту космологию, которая могла охватить собой человека. Антропософия должна сделать шаг к возвращению познания астрального человека, чтобы возвратиться к действительной космологии.

Штайнер считает, что религия в первоначальном смысле строится на переживании, когда человек чувствует себя независимым и от физической, и от эфирной сущности, и от Космоса. Содержание этого переживания составляет подлинный дух человека, то, на что слово «я» только намекает. Благодаря такому переживанию человек чувствовал свою связь с божественным миром, сверхчувственным познанием человек снова связывает себя с этим миром. Сверхчувственное познание переходит тем самым в религию. Для того, чтобы это произошло, нужно узреть истинную суть «я».

Далее, Штайнер считает, что только тот, кто признает миры, пережитые душой в доземном бытии, тот сможет также поднять свой взор к Тому, кто как Христос до события мистерии Голгофы жил только в этом бытии и, пройдя через Голгофу, связал этим актом свою жизнь с земным человечеством. Штайнер считает, что души земного человечества лишь в постепенном развитии приобрели то состояние, в котором пребывают сейчас. Люди седой древности мыслили и чувствовали совсем не так, как сейчас. Человек прежнего времени переживал между бодрствованием и сном промежуточное состояние,  которое было отрешено от внешних чувств, но которое раскрывало действительность духовного. В этом переживании древнему человеку давался ясновидческий опыт его доземного бытия. Но у древнего человека не было совершенно отчетливого переживания «я», которое есть у нас теперь. Переживание «я» выступило лишь постепенно в ходе человеческого развития. Решающей для развития «я» эпохой человечества была та, в которой произошло событие Голгофы. Между древним человеком и Голгофой переживание отзвука доземного бытия становилось все более смутным. Знание человека о себе стало раскрываться больше как чувственное, физическое, земное бытие. До этого человек знал о своем вечном сущностном ядре и о бессмертии, но постепенно забыл его. Смерть стала мучительной загадкой для человека. Эта загадка была разрешена для человека благодаря событию Голгофы. Христос сошел на почву земного бытия из мира, где человек живет в своем доземном бытии. Соединение переживаний бодрствующего сознания с существом Христа и во взоре, обращенном к нему, человек может со времени Голгофы найти то, что в древности находил благодаря естественному свойству своего сознания. В этом проявление Спасения и Искупления. Но и после Голгофы переживание Христа постепенно терялось. То, что в древности человек черпал в естественном переживании самого себя, в более позднее время должно было даваться ему через связь со Христом. По слову апостола Павла, «не я, но Христос во мне». Он должен был пронизать человека, чтобы стать его вождем через врата смерти («Верующий в Меня имеет жизнь вечную», Евангелие от Иоанна). То, что древнее знание, углубленное сообщениями посвященных, дало человеку, как переживание вечного, благодаря восприятию переживания Христа станет философией, которая может опираться на принцип Отца. Отец снова может быть увиден в Духе как проникающее сущее. Благодаря познанию Христа, сущности внеземного мира, принявшей земное тело в человеке Иисус, космология приобретет христианский характер. В истории человечества Христос познается как существо, имеющее в ней решающее значение. Благодаря оживлению угасающего познания вечного человека, человеческая душа из чисто чувственного мира, развивающего «я» сознания, будет обращена к Духу, и ей станет доступным переживание Духа вместе с Богом-Отцом и Христом.

 

Глава 34

Рене Генон

 

Рене Генон является самым радикальным нонконформистом нашего времени. Он вводит понятие «современность». Само введение этого понятия является прорывом. Понять, что мир, нас окружающий, есть не просто «все», не просто данность, но современность, — это поставить под вопрос базы языка, основы рефлексии, захватывающие наиболее донный пласт смыслов. Современность играет в доктрине Генона такую же роль, как понятие капитал играет в марксизме. Современность — это все, что нас окружает, и будучи погруженными в ее поток, мы сами становимся частью современности. Следовательно, мы усваиваем метаязык и язык современности. Ее парадигмы некритичны и без дистанции, как данность. Вводя понятие «современность» и разбирая ее основные черты, Генон жестко выходит за ее рамки. Из целого и общепринятого, таким образом, современность становится фрагментом, частью, которую в таком качестве можно и нужно поставить под вопрос. Генон вне контекста современности, и это выход за контекст, за границы метаязыка конвенциональной мудрости является острием его позиции. Генон противопоставляет современности Традицию. И он описывает парадигму Традиции, ее структуры, основы ее метаязыка. Такое отношение к Традиции называется традиционализмом. Традиция есть законченная реальность, а традиционализм — намерение. Традиционализм как генонизм сопоставляет между собой два метаязыка: метаязык современности и метаязык традиции. Этого не делает ни человек современности, ни человек Традиции. Отсюда любопытнейший момент: люди современности пропитаны некритически усвоенными элементами традиции, и, наоборот, люди традиции, которые живут сейчас, контаминированы элементами современности, которые они объективно впитывают из среды. Грань, дистанция - видны только для традиционалистов, как способных провести концептуальное сопоставление двух метаязыков. Традиционализм является антитезой чистой современности, то есть такой современности, из которой вычли остальные элементы Традиции. В основе метаязыка Традиции, вскрытого Геноном, лежит ряд постулатов относительно качества времени и пространства. Современность видит однонаправленное время как главную реальность, вечность понимается не более чем ментальная абстракция, созданная по контрасту с осмыслением реальности. Вечность для современности — категория негативная, не имеющая онтологического основания. Такое отношение абсолютизирует время как процесс. Бытие выступает только во времени. Вне времени нет бытия. Следовательно, процесс времени положителен. Отсюда вытекает поклонение эфемерности, культ преходящности, догма становления. В чистом виде время мыслится как бесконечная поступательность, не имеющая цели. Традиционализм Генона опрокидывает этот базовый исходный пункт метаязыка современности. Генон утверждает, что вечность есть бытие, его наиболее чистая форма проявления. А время есть процесс фрагментации вечности, умаление ее бытийного содержания. Следовательно, время конечно, имеет отрицательное, с онтологической точки зрения, направление. Но так как отрицание — не самодостаточный принцип, то время как процесс деградации относительно и циклично. Вся система метаязыка современности основана на время-поклонничестве. Традиционализм переворачивает пропорции. Можно себе представить, как сыпется мысль, наука, быт после того, как в базовых механизмах нашего предмышления поменены эти элементы. Последователи Генона считают, что это означает революцию сознания, по силе многократно превышающую все психоделические и социальные перевороты. Раз время под воздействием вечности превращается в цикл, и мы можем схватить все время, то оно превращается в пространственный ансамбль. Это основа символизма. Фигура, круг с крестом, является абсолютным символом традиции, кодом ее метаязыка.

В метаязыке современности пространство однородно, в метаязыке же традиции оно разнородно. То, что лежит справа и слева, с запада или востока, сверху и снизу, — все неравнозначно, качественно отлично. Следовательно, существует два мира вещей. Современные вещи взаимозаменяемы, однородны, серийны. Вещи Традиции дифференцированы, уникальны, символичны, привязаны к метафизическим комплексам смыслов.

Из всего этого вытекает фундаментальная разница в основных ценностях. Основная ценность современности — это человеческая жизнь (как жизнь потребителя и производителя). В Традиции человеческая жизнь не является высшей ценностью. Она лишь средство к трансформации и обожению. Высшая ценность — преображение и трансцендентное.

 

 

Глава 35

Валентин Томберг

 

Томберг — наиболее яркий представитель христианского герметизма двадцатого века. Он исследует истоки герметизма, воплощенные в Арканах Таро. Томберг выделяет четыре основные элемента познания: Мистику, Гнозис, Магию и Герметическую философию. Сущность чистой Мистики — творческая активность. Мистиком становится тот, кто смеет подняться, то есть выпрямиться, все больше стремясь к «вертикали», за пределы тварного бытия, для достижения сущности бытия, творческого Божественного огня. Человеческая сторона Мистики заключается в самом действии, в желании осмелиться на стремление к высшей реальности. И этот акт может быть реален только тогда, когда душа очищена, а тело раскрепощено. Сущность чистого Гнозиса — осмысление Мистики. В Гнозисе мистический опыт становится знанием. Гнозис — Мистика, познавшая самое себя. Это мистический опыт, преображенный в знание. Это преображение мистического опыта в знание происходит постепенно. Первая ступень — это чистое отражение, нечто вроде воображаемого повторения опыта. Вторая — его закрепление в памяти. Третья ступень — его ассимиляция чувством и мыслью таким образом, что он становится внутренней речью. Четвертая ступень — когда он становится словесным символом, то есть когда он сформулирован. Далее, необходимо единство четырех компонент духовного опыта: Мистики, Гнозиса, Магии, Герметической философии. Если Мистика — это опыт откровения, а Гнозис — осознание этого опыта, то Магия — совершение действия на основе этого осознания, а Герметическая философия — это когда данный мистический опыт, его осознание и действие на его основе расширяют, дополняют или трансформируют картину мира. Описание новой картины мира, текст — суть Герметическая философия. Полное осознание священного Имени Бога: ЙОД—ХЕ—ВАУ—ХЕ может быть достигнуто лишь через совокупный опыт Мистики, Гнозиса, Магии и Герметической философии. Тот, кто осмелится постигать саму сущность бытия, должен развивать мистическое чувство. Если он хочет не только переживать, но и учиться пониманию того, что он переживает, он будет развивать гностическое чувство. Если он пожелает применить на практике то, что познал и пережил, он будет развивать магическое чувство. Ежели он пожелает, чтобы все пережитое, достигнутое и сделанное не ограничилось им самим и его временем, но могло бы быть передано другим людям и поколениям, тогда ему нужно развивать философско-герметическое чувство, тогда он напишет свой текст. Таков закон действия ЙОД—ХЕ—ВАУ—ХЕ на процесс преображения мистического опыта в Традицию. Ее источник — мистический опыт. Она жива, когда составляет целостный организм из перечисленных четырех элементов. Традиция не может жить, если весь человек не живет в ней, благодаря ей и ради нее, потому что целостный человек — это одновременно и мистик, и гностик, и маг, и философ. Он целостный изначально, верующий, созерцатель, художник и мыслитель.

Практический герметизм, считает Томберг, это алхимия, это значит, что чем более мы приближаемся к поистине человеческому состоянию, тем больше в нас проявляется божественное, изначально присущее натуре человека, который есть образ и подобие Божие. Идеал абстракции призывает переделать природу человека, дегуманизироваться. Идеал алхимического преобразования в герметизме, напротив, открывает перед людьми путь реализации подлинной человеческой натуры, образа и подобия Божьего. Герметизм — вочеловечивание всех элементов человеческой природы, возвращение их к истиной сущности. Подобно тому, как всякий неблагородный металл может быть превращен в серебро или золото, все проявления человеческой натуры могут стать Серебром или Золотом. То есть именно тем, что составляет их суть, когда они становятся частью образа и подобия Божьего. Но для того, чтобы вновь обрести свою сущность, они должны быть подвергнуты операции возвышения. Эта операция несет гибель всему низшему, что есть в человеке, и в то же время ведет к расцвету его подлинной сущности. Крест и роза есть символ этой операции, воплощения по-настоящему человечного человека.

Томберг различает три типа мистического опыта: соединение с природой, соединение с трансцендентным человеческим «я» и соединение с Богом. Первый тип мистического опыта заключается в стирании различий между психической жизнью индивида и окружающей природой. Оно означает такое состояние сознания, когда исчезает граница между объектом внешнего мира и сознающим субъектом, где объект и субъект становятся одним целым. Такой тип опыта присущ не только шаманизму, но и мифологическому сознанию, равно как и пылкому желанию философов и поэтов слиться с природой. Основная черта этого опыта — опьянение и слияние с силами, чуждыми сознательному «я».

Вторая форма мистического опыта — это трансцендентное, или Самость. Она состоит в отделении обычного эмпирического «я» от некоего высшего «Я», которое не зависит от вещей приходящих, принадлежащих пространству и времени. Это высшее «Я» воспринимается как бессмертное и свободное. Если мистика природы характеризуется опьянением, то характерная черта мистики Самости, напротив — прогрессирующее отрезвление, цель которого — полное трезвомыслие. Философия, основанная на мистическом опыте Самости, представляющая его в наиболее чистом виде, — это философия индийской школы Санкхья. Согласно ее учению, каждый индивидуум (пуруша) производит опыт своего отделения от пракрити (совокупность пространства, времени и движения), становясь бессмертным и свободным. Хотя подобный опыт лежит и в основе Веданты, ее последователи, достигнув знания о том, что человек бессмертен и свободен, утверждают, что высшее «Я» есть Бог. Школа Санкхья, напротив, остается в пределах опыта чистого «Я» как такового и не отрицает множественность пуруш (высших свободных бессмертных «Я»). Она не возвышает отдельную пурушу до достоинства абсолюта, в чем можно усмотреть атеизм.

Третий вид мистического опыта — это опыт Бога Живого, Бога Авраама, Исаака, Иакова в иудео-христианской Традиции, святого Августина, святого Франциска, святой Терезы в христианской Традиции, Бога Бхагават-Гиты, Рамаджуны и Чайтаньи индуистской традиции. Тут речь идет о союзе с Богом в Любви, которая подразумевает сущностное согласие при двойственности субстанций. Принципиальной чертой, характеризующей этот опыт, является синтез мистического опьянения природой и отрезвления мистикой высшего «Я». Для выражения состояния пламенного энтузиазма и глубинного мира одновременно Традиция выработала термин блаженство, или блаженное видение. Оно подразумевает различие видимого и видящего, с одной стороны, и их соединенность, или внутреннее согласие в Любви, с другой. Этот термин очень точно выражает сущность теистического мистического опыта. Встреча с Богом Лицом к Лицу в Любви. Этот опыт тем более возвышен, чем полнее различие и чем совершеннее союз.

 

 

 

Далее мы переходим к русской ветви Традиции.

 

 

Глава 36

Язычники дохристианской Руси

 

Первые идеи, объясняющие происхождение всего сущего, были связаны на Руси с мифологией Космоса. Культ божеств-светил заметен в русском фольклоре, особенно в годовом праздничном календаре. Русское язычество было более земным, менее небесным, нежели любой другой вид многобожия. Славяне имели две категории божеств. Одни олицетворяли природу, другие — враждебные человеку силы. Первые были доброжелательными, например, божество Солнца, вторые — ужасные и зловредные (вампиры, упыри). Языческое сознание не знало различия между духовностью и материальностью, между обыденным житейским и высоким духовным. Становление российской земли сопровождалось социальными катаклизмами, внутриплеменными распрями, войнами с хазарами, печенегами, половцами. Социально-политическая нестабильность Руси и преобладание земледельческого аспекта в ее жизни было причиной того, что славяне рано поняли отделенность Космоса звезд от бурлящей вокруг жизни. Наиболее близкое — то, что рядом, и вглядевшись в него, можно как-то понять и объяснить жизнь племени, рода, человека. Самое близкое — это земля и окружающие люди, существующие в системе родоплеменных отношений. Так появляется культ матушки-Земли и рода, который в определенном мире существует и регулирует самосознающую русскую мысль до конца даже  XIX века. Языческий культ матери-Земли, концентрируя в себе религиозные чувства народа, пережил века и в философии XIX века явился символом русской вечной женственности, олицетворяющей материнство, доброту, милосердие. Поклонение Земле как божественному материнству является особенностью русского мировоззрения. Не менее важным в формировании общего мировоззрения был культ рода, вечной родственной общины как никогда не умирающей реальности человеческих отношений. Родовая этика рано приобрела религиозный характер. Для язычников тайна рождения находится в основной связи с культом земли и рода. Род вечен, а человек существует лишь краткий миг его нескончаемой жизни (имеется в виду, рода). Если греческие мистерии обещали бессмертие души, то в русском язычестве человек исходит из земли и предков и в землю возвращается. В этой жизни его существование определяет воля родителей и традиции умерших. Свободе воли остается мало места.

 

Глава 37

Христианизация Руси

 

Русско-византийские связи начались задолго до официального крещения Руси, в 988 году. В X веке Константинополь достиг вершины культурного и политического развития и стал центром цивилизации христианского мира. Однако не внешняя атрибутика христианской культуры была причиной принятия русскими христианства. Это был акт осмысленного выбора, преодолевшего политические и местные разделения и оказавшего реальное влияние на последующее развитие культуры, литературы, искусства Киевской Руси, вплоть до появления Московского царства, когда происходит существенное отдаление от византийских идеалов христианской духовности. Идея единства, которое установит вселенский мир на Руси, крепнет к X веку. Распространение христианства означало приобщение к Вере на Руси, но не к философии. Русь вошла в церковную структуру Византии, но в культурном, философском отношении была ограничена языковым барьером. Русь после крещения с жаром неофита восприняла самую суть христианства — идею подобия человека Богу в образе Иисуса Христа снизошедшему в мир и испившему полную чашу человеческих страданий. Истоки своеобразия русской философской мысли в значительной степени связаны с особой ролью православной церкви в истории России. Говоря о месте Церкви в истории русской духовности, необходимо иметь три ее ипостаси: религиозную, социальную и ментальную. В религиозном аспекте Церковь — хранительница Священного Писания и священного предания, догматов, канонов, веры, понимания основных взаимосвязей бытия, сопряженности мира с Богом, взаимоотношений между человеком и Богом. Поскольку истина одна и заключена в Писании, основной принцип мышления здесь — не открытие нового, а постоянная регенерация и трансляция во времени старого с целью его актуализации как вечно нового его толкования. В социальном плане Церковь руководит общинами, открывает первые русские монастыри, школы, приюты, приглашает греческих мастеров для строительства и украшения храмов. Социальная ипостась Церкви не только обеспечивала устойчивость религиозного сознания, сохранение учения в книгах и иконах в монастырских библиотеках, без которых новая культура погибла бы, но и сохранила Русь как единое, хотя и не централизованное государство, находившееся в состоянии глубокого кризиса и ожесточенных междоусобиц. В эмоциональном и ментальном плане православие стало на Руси формой народного мироощущения. Подавляющее большинство верующих, не умея разобраться в нюансах церковной догматики, выбрали православие, поскольку оно отвечало их психологическому настрою. Кроме целого ряда социально-политических причин, принятие ценностей христианства, по-видимому, было обусловлено тем, что оно несло с собой новый взгляд на человека, идеи равенства и достоинства всех в Боге, создавало основу новых отношений между людьми. Пред Господом нет ни раба, ни господина.

 

Глава 38

Монашество и старчество на Руси

 

Смысл и цель православного подвижничества — это хранение заповедей Христа и стремление к тому, чтобы заповеди эти стали единственным вечным законом всего нашего бытия. Первая заповедь: возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, всей душою твоей, всем разумением твои и всей крепостью твоей. Вторая, подобная ей: возлюби ближнего, как самого себя, так как, по слову Христа, на сих двух заповедях утверждается весь закон о пророке. Важно понимание аскезы, которое может быть определено как свободно-разумный подвиг и борьба за достижение христианского совершенства. Но совершенство, мыслимое нами, не заключено в тварной природе человека, и потому не может быть достигнуто простым развитием возможностей этой природы, взятой в самой себе, в своей ограниченности. Совершенство человека есть лишь в самом Боге, есть дар Святого Духа. Отсюда аскеза, как таковая, никогда не становится целью. Она лишь средство для проявления человеческой свободы и разумности на пути к стяжанию дара Бога. Посты, воздержание, бдение, суровый образ жизни, нищета, понимаемая как нестяжание, нежелание иметь, как свобода от власти над человеком вещественного мира, послушание как победа над своей эгоистической индивидуальной волей, как одно из высоких и прекрасных выявлений любви к Богу и ближнему, отшельничество как следствие исканий внутренней клети, где можно помолиться Отцу втайне, поучение в Слове Божием не в смысле внешнего, академического знания, а как напоение себя тем духом благодатной жизни и богопознания, который заключен в Священном Писании и творениях святых отцов, целомудрие как преодоление плотских бессловесных движений и вообще комплекса плоти через пребывание в памяти Божией, мужество, долготерпение и смирение, сострадание и милостыня как выражение любви к Богу и ближнему, вера как подвиг любви — все это может и должно быть разумным и свободным подвигом человека. Но покуда не придет всеутверждающее действие божественной благодати, все это остается лишь человеческим действием и, следовательно, тленным. В силу этого все в монашеском подвиге сводится к исканию слияния воли ищущего с волею и жизнью самого Бога. Выражается это и достигается главным образом в молитве, и поэтому молитва есть вершина всех аскетических деланий, она есть центр, от которой всякое иное действие черпает свою силу и утверждение. В молитве культура православного аскетизма достигает своего наивысшего проявления и совершенства. Через истинную молитву совершается вхождение монахов в божественное бытие силою Духа Святого. Вот почему преимущественное внимание и главная сила подвижника отдаются именно деланию молитвы. Наиболее совершенной является так называемая чистая молитва. Ради достижения этой чистой молитвы христианин-подвижник оставляет все прочее как бы позади себя. И в этом оставлении заключена сущность того, что всем известно как монашеское отречение от мира. Мысль об отречении от мира часто приводит к тому, что большинство людей видят в монашестве нечто весьма скорбное, тяжелое, мрачное. Совсем не так, однако, смотрят на это те, кто избирал этот путь, называя это «третьей благодатью». Первая благодать — это закон Моисея, вторая благодать — благодать, которую все мы приняли от полноты Христа, по слову Иоанна Богослова и, наконец, третья — монашеский образ жизни, данный человеку, понимаемый как небесная жизнь, как сведение ангельского мира на землю, как достижение и реализации в истории того, что, по существу своему, лежит за ее пределами.

Для монахов существует три образа призвания и три отречения. Первое призвание — непосредственно от Бога. Второе — через людей. И, наконец, третье — по нужде. Для первого характерно некоторое вдохновение, которое исполняет сердце человека даже во сне, неудержимо уличая его к любви Божьего, к заповеди Христа. Второе — через людей, когда кто-либо воспламеняется божественным желанием посредством человеческого слова или влияния святых людей. Третье — по нужде, в силу постигающих бедствий, опасностей для жизни, потери близких и родных, толкая человека обратиться к Богу. Святые отцы никогда не умаляли никакого рода признания, потому что история церкви знает немало случаев, когда призванные по третьему образу, то есть по нужде, достигали в конце своего пути большего совершенства, чем призванные даже по первому. Итак, не на начало пути, а на конец, завершение смотрели отцы.

В некотором соответствии трем родам призвания находятся и три отречения, три ступени монашеского посвящения. Три отречения идут в таком порядке. Первое — когда мы телесно оставляем богатство и стяжание мира сего. Второе — когда мы оставляем прежние мировые страсти, как телесные, так и душевные. И, наконец, третье — когда мы отвлекаем ум от всего видимого, временного и погружаемся духом в созерцание невидимого и вечного.

Призыв монаху отречься от любви родных и вообще мира, чтобы жить по подобию Христа, в самом опыте своем приводит душу к глубочайшему внутреннему разрыву, конфликту. В душе человека порождаются великие бури, и всякий, кто не имеет за собою надлежащего руководства, истекающего из тысячелетнего опыта Церкви, может нередко не только недоумевать, но и потеряться. Святой Иоанн Лествичник в одном из своих самых гениальных аскетических писаний «Лествица» говорит так: «Необходимо, чтобы море сие (то есть море жизни души нашей) задвигалось, возмутилось и рассвирепело, дабы посредством этой бури извергнуть на землю все то гнилое, что реки страстей внесли в него. Рассмотрим внимательно и увидим, что после бури на море бывает глубокая тишина».

Здесь трудно найти слова, которые пояснили бы необходимость доведения внутреннего конфликта до последней возможной степени с тем, чтобы раскрылись глубины души. Но только при этом условии достигается полнота человеческой жизни, и вместе с тем, та устойчивость подлинно здорового духа, которая устраняет какие бы то ни было колебания и падения. Когда человек нисходит в ад внутренней борьбы, неся в себе Бога, тогда он избегает патологических колебаний, нет тогда ни восхождений, ни падений, о которых мы постоянно слышим от людей. Нет, потому, что все совмещено. Мы заповедь имеем от Христа уподобиться Богу, и жизнь эта у отцов именуется наукой из наук, искусством из искусств, и познается не иначе, как из опыта. Святой Иоанн говорит, что послушник, продающий себя в добровольное рабство, взамен получает истинную свободу. Так в конечном итоге опыт послушания становится опытом подлинной свободы в Боге. В опыте стояния перед божественной истинной подвижник с великой силой убеждается в несовершенстве своего ума-рассудка. Убедиться в этом — очень важный этап в жизни аскета. Через недоверие своему уму-рассудку монах освобождается от того кошмара, в котором живет все человечество.

Еще церковное предание сводит существо монашеского пострига к трем обетам, а именно: обету послушания, целомудрия и нестяжания.

 

Глава 39

Владимир Соловьев

 

Наиболее мощные философы в России появились только в XIX веке. Один из них — Владимир Соловьев. Он назвал первоначальной философской интуицией провозглашение нового, неслыханного слова: «Все есть Одно». Обособившиеся, разделившиеся множество явлений этого мира, социальность есть проявление Единой Сущности. «Все есть одно» — это было первым словом философии, и этим словом впервые возвращалась человеку его свобода и братское единение. Идея всеединства всю жизнь сопровождала Соловьева и определила постановку им исторических вопросов и проблем человека. Всеединство, по Соловьеву, есть идеальный строй мира, предполагающий воссоединенность, примиренность и гармонизированность всех эмпирических, несогласованных, конфликтных элементов и стихий бытия. Осуществление живого всеединства, по Соловьеву, совершилось в лице Христа. Оно явилось для людей как высшая сила, которая овладела ими, но которой они не овладели. Соловьев уточняет: в том хаосе, который являлся мир далекого прошлого, истиной Христа овладели немногие человеческие души.

Философской архитектоникой идеи богочеловечества и всеединства в концепции Соловьева является теургия — мистическое восхождение к первоединому Богу. Стремясь к универсальному синтезу науки, философии и религии, Соловьев создает возможность цельного знания, которое вместе с цельным творчеством образует цельную жизнь. Одним из средств достижения этого является магия любви, эстетическое творчество как общение с высшим миром путем внутренней творческой деятельности. Сам акт творения, преображающий хаос, - разрозненный мир в Космос, есть длительный процесс мистического соединения лучезарного небесного существа Софии с реальной стороной материи мира. Человек, как интенция всеединой сущности в этом процессе является посредником, связующим звеном. Импульсом и реальной силой, просветляющей и перерождающей весь человеческий мир, является искусство, красота которого демиургична по отношению к природе и теургична с точки зрения окончательного состояния будущего мира. В своей магической концепции любви и творчества Соловьев приходит к так называемой эротической магии, где преодоление в единичной телесности односторонности мужчины и женщины, с его точки зрения, должно способствовать воскрешению природы для вечной жизни и восстановлению истинного цельного человека. Воплощение для философа не есть единичный факт явления богочеловека Иисуса, а есть постоянный процесс и общий метод спасения человечества и вместе с тем одухотворение мира.

 

 

Глава 40

Николай Бердяев

 

Бердяев в русских условиях конца XIX — начала XX веков, бросает вызов духу времени, в котором стали господствовать рассудок, расчет и материальный интерес. У одной части общества стал преобладать гедонистический идеал земного удовольствия, у другого материальный гнет вызвал обостренное сознание необходимости материального переустройства мира. Этот момент, с точки зрения Бердяева, нашел свое гениальное выражение в учении Маркса. Но Бердяев считает, что марксизм и позитивизм, верящие в достижение счастья людей благодаря либо политической борьбе, либо развитию техники, — это иллюзия мышления. Внешний человек торжествует над внутренним, потому что все говорят об эссенции человека. Для конкретно же живущего человека главное, основное — не улаживание масштабных социальных, научных вопросов, но проблема собственного существования, экзистенции, поиск смысла в абсурде жизни. Бердяев разъясняет свою мысль на примерах трагизма жизни, любви, познания и свободы. Эмпирически безысходно, по Бердяеву, стремление человека к истине. Наука дает лишь относительное знание, абсолютного здесь нет и быть не может, поскольку человек обречен жить в феноменальном мире. На вопросы ищущего сознания «откуда и куда ты идешь» религия дает ориентиры, но это не ответы, а, скорее, обещания и утешения, поскольку сущность трагизма лежит в глубоком несоответствии между духовной природой человека и эмпирической действительностью. Разрешить его можно, лишь отказавшись от приоритета первичности материального, конечного мира в пользу бесконечности, вечности человеческого духовного как исхода, истока, начала всего сущего. По Бердяеву, это значит встать на точку зрения философского спиритуализма. Трагически безысходно стремление человека к свободе, на котором вырастает всякая политическая идеология. Человеку необходимо постоянное преодоление собственной замкнутости, ограниченности, создание новых форм жизни и культуры как вечный процесс его жизни, любви, познания и свободы. Бердяев считает, что такое творчество будущего может быть связано с реализмом того социального движения, которое нашло выражение в марксизме. Но впоследствии Бердяев отходит от марксизма. Исходной интуицией Бердяева является смысл существования человека, который есть микрокосм. На этой планете человек оказывается не функцией жизни, но самой жизнью и высшим ее подтверждением. Бердяев расширяет судьбу человека до судеб культуры и Космоса и сводит весь Космос, культуру к существованию самого человека, чтобы зазвучал лейтмотив его философствования, оправдание человека в творчестве и через творчество. Это было началом ревизии исторического христианства и отказ признать совершенность творения и завершенность откровения. У Бердяева человек творит себя и мир. Единственный механизм творчества — его свобода. Весь мир, культура — продукт его творчества, то есть все естественное на самом деле искусственное как результат акта свободы воли, творчества и духа, стремящийся к укоренению себя в мире. Но трагедия личности в том, что, пытаясь преодолеть земное притяжение вещественности, свободная творческая мысль создает вещественность, еще более укореняя мир в его материальности. Здесь два выхода: или пользоваться созданным утилитарно-практически, иди, идя на встречу с этим миром, каждым своим поступком, действием вышелушивать из него собственно человеческое, душевное, духовное, развивать его в творческом порыве дальше. Это трудно осуществить, поскольку человека изначально беспокоит страх. Человек живет в страхе жизни и в страхе смерти. Поэтому страдание связано с самим существом личности. Судьба всякой жизни в этом мире, достигшей индивидуализации, есть страдание. Источник страдания — отчуждение от мира и от самого себя. Источник страдания человека двойной: в непреодолимой стене вне его и в непреодолимой стене в нем самом. Бердяев доказывает, что нравственное сознание, личность утверждает себя только в служении сверхличным ценностям, в творчестве, которое есть продолжение миротворения. Творческий акт есть наступление конца этого мира, начало нового мира. Но творчество для человека глубоко трагично, ибо в нем как раз он осознает свою отдельность, единственность, уникальность, и одновременно необъективированность глубин своего собственного «я». Поэтому остро встает проблема одиночества. Чтобы преодолеть его, надо выйти на мир объектов. Во встрече с другими — «ты» — одиночество не преодолевается, но лишь несколько ослабевает. «Я» жаждет выйти из собственной замкнутости в другое «я», но боится этого, защищается от встречи, которая может быть встречей с объектом.

С проблемой одиночества Бердяев связывает смерть как абсолютное уединение. Только в сопряжении собственной жизни со смертью у человека появляется смысл жизни, осмысленное отношение к собственному времени, дарованное свободой творчества. Это качество отличает личность от безличности, духовность от биологической категории индивидуума. Ценность личности — высшая иерархическая ценность в мире, ценность духовного порядка. Основное здесь то, что ценность личности как безусловная ценность существует лишь при наличии ценностей идеальных, которые конструируют личность и на которые она ориентируется.

Философия Бердяева это высшая фаза философии человеческой свободы, стремления к освящению творчества. Только творя, человек уподобляется Богу. Поэтому у Бердяева — религиозного христианского философа - теологическая мысль имеет своим центром не личного Бога, не Бога — предвечного вседержителя, который, по его мнению, существует в порядке объективной необходимости. Бог Бердяева — это Тайна, которая приоткрывается во всяком свободном акте человека. Его Бог — не реальность, но сверхреальность символа, который высвечивает путь человека к творчеству. Для Бердяева Бог как высшая ценность есть удачно найденное наименование главной интуиции античности, триединства истины, добра и красоты. Бог Бердяева — высшая трансценденция, сопряжение с которой сообщает человеку смысл истинности его собственного существования.

 

 

 

 

 

Глава 41

Русский космизм. Циолковский и Вернадский

 

Константин Циолковский разработал так называемую «Космическую философию». Это своеобразный монизм, противопополагавшийся им как религиозному дуализму духа и тела, так и пессимистическому материализму, не отвечавшему на вопрос о вселенских целях жизни. По его теории, сходной с теософскими учениями о переселении душ, все формы и ступени материи одушевлены, а в основе находится «атом» — бессмертное элементарное существо, которое, претерпевая различные превращения, путешествует из одного организма к другому. Обмен «атомами» в Космосе побуждает все разумные существа к заботе о мировом целом. Состояние Космоса свидетельствует, по Циолковскому, о торжестве творческой силы жизни и разума над уравнительными тенденциями, а сам космологический процесс есть ряд циклических усовершенствований бытия.

Цилковский работалтакже над вопросами о месте разума в мировом целом, о его ответственности за Землю и за всю Вселенную.

Владимир Вернадский — основоположник учения о живом веществе, работавший на стыке наук геологии, биологии и химии. Огромное значение придавал роли философии, логики и методологии для исследований в области естественных наук. Совершенно по-новому подошел и развил понятие биосферы  и ноосферы. По Вернадскому, земная оболочка охвачена биологической жизнью, которая налагает на нее своеобразную геологическую и физико-химическую организованность. Возникновение жизни на Земле и связанное с ним образование биосферы Вернадский рассматривал не как изолированное проявление очагов жизни в отдельных ареалах, а как единый монолитный процесс образования жизни на всей планете с зарождением соответствующих для этого условий. С появлением человека разумного и развитием человеческого общества биосфера постепенно переходит в ноосферу. Согласно Вернадскому, человечество, овладевая законами природы и развивая технику, все более преобразует природу соответственно своим потребностям. Поэтому ноосфера имеет тенденцию к непрерывному расширению, чему способствует выход человека в космос и проникновение в глубины планеты. Вернадский — один из создателей антропокосмизма, системы, в которой природная, космическая и человеческая тенденция развития науки сливаются в единое целое.

 

Глава 42

Владимир Шмаков

 

Владимир Шмаков разрабатывал «Абсолютную синтетическую философию». Он считает, что внутреннее бессознательное, но ясно чувствуемое ощущение абсолютности своей внутренней первоосновы выливается вполне осязаемым образом в присущее каждому человеку сознание направления к вечному и абсолютному. Тот, кто много мыслил и устремлял свой взор в глубь вещей, всегда реализует некое «шестое чувство», которое называется чувством синтеза у Шмакова. Полярной противоположностью ему является чувство сектантства, которое само по себе нереально и есть лишь дальтонизм сознания. Чувство синтеза есть воистину венец всех других форм восприятия, ибо оно есть чувство сущности, а не формальной стороны явлений. Каждое восприятие, получаемое человеческим сознанием извне, имеет два элемента: абсолютный и относительный. Поднимая порядок сознания, человек последовательно отбрасывает одни относительные элементы за другими до некоторого, свойственного данному индивидууму предела. После этого приступает к исполнению своего долга чувство синтеза,  с помощью его человек окончательно намечает в своем сознании грани внутреннего ядра, лежащего за пределами относительного. Это конечное ядро восприятия определяется двумя категориями. С одной стороны, оно безлично, а с другой — сверхлично. Как та, так и другая одинаково лежат за пределами относительного мира, но по отношению друг к другу они являются полярными противоположностями. Более того, сама степень их антагонизма является показателем совершенства выявления внутреннего ядра. Безличность, считает Шмаков, есть отсутствие вмешательства какой-либо индивидуальной силы, она есть первый признак среды, то есть первичной сущности, тварной космической реальности. Тварность реальности по принципу иллюзорна, но для сознания, оторванного от верховного синтеза, представляется реальностью. Сверхличность есть наличие исчерпывающей совокупности индивидуальных расчлененностей и является первой категории абсолютной реальности. Изложенное резюмируется формулой: абсолют и иллюзия среды суть противоположные полюсы сущности каждого фактора природы. В своем стремлении к синтезу человек приходит наконец к постижению первопричины всего существующего. Уже задолго до этого разум его должен был сознаться в своем бессилии познавать в области трансцендентального, ибо здесь только чистый дух человека сможет наблюдать, изучать и претворять через вложенную в него способность непосредственно воспринимать — его интуицию. Но истинный Искатель не удовлетворяется одним интуитивным восприятием. Он начинает жаждать, проектировать его в свой разум. Но вскоре убеждается, что воспринятое через Откровение не может быть выражено никаким человеческим языком. Человек неминуемо должен прибегнуть к более совершенным и возвышенным символам. С этого момента символ как бы становится учителем. Путем Откровений человек способен еще дальше проникать в суть вещей, еще больше приближаться к божественной сущности. Великие посвященные своим духом воспаряли в такую высь, что они могли постигать основные принципы созидания миров, неисповедимые пути божества, по которым шло его проявление в Космосе. Эти первоверховные истины и были переданы человечеству в виде божественных мистерий. Мистерия еще выше, чем таинство, возносит дух человека. Тут он не только уходит от обыденной жизни, не только воспаряет ввысь, но и теряет свою обособленность, сливается с Космосом, чувствует себя частью Единого Целого. Мистерия есть тоже таинство, тоже символ, но уже отнесенный не к скорбному пути человека, а уже изображающий основу жизни всего мироздания во всем его великом целом. Но где тот источник, из которого великие Учителя человечества черпали свою силу? Как бы высоко ни стояли они и сколь бы нечеловеческим гением ни обладали, они все оставались людьми, и божественная сущность в своей чистоте для них оставалась все же недосягаемо великой. Этот источник и есть самый мир божество проявленное, зиждущейся на двадцати двух божественных принципах. Эти принципы известны людям под именем Великих Арканов. Аркан есть символ, безмерно превосходящий по глубине все таинства мистерии. Его жизнедеятельность бесконечна, потому что сила, вложенная в него, не есть творение отдельного человека, это есть сам дух Божий. Его разум и мощь суть образы совершенства Вседержителя. Законы, открываемые им, суть законы всего Космоса, потому что Аркан как аспект божества есть само божество. Как в мистерии есть высший предел воспарения духа человеческого, так Арканы есть низший предел, до которого божество непосредственно нисходит. В своей совокупности Арканы содержат в себе все, весь макрокосм и всякий микрокосм. Постигнуть Арканы во всем их целом — значит перестать быть человеком и стать божеством. Эти великие символы суть вечные и неисчерпаемые источники всемудрости, являются единственными путями к восприятию вечной божественной истины. Каждый Аркан как подобие божества и комплекс всех явлений мироздания, воспринимается человеком в виде символа различного порядка, в зависимости от степени его совершенства.

Владимир Шмаков детально построил систему арканологии. В итоге он пишет: «Для успешного движения по стезе Искателя истины нужно всем пожертвовать, все претерпеть, не перед чем не останавливаться, ничего не бояться, ничему не верить, кроме внутреннего голоса сердца. Человек должен всюду искать, рыться в древних фолиантах мистиков, углубляться в трансцендентальные изыскания философов, изучать древность и ее памятники, черпать из музыкальных созвучий, жить с каждым листком в природе, понять все страдания их и умиротворить, жить в вихре суетного мира, любить и ненавидеть, порой жить грезой и качаться в волнах фантазии, порой анализировать с холодной усмешкой скептика, путешествовать, читать романы, любить искусство, понять прелесть варварства, вечно искать, всюду и везде искать, все нанизывать на ось опыта и оставаться теплым и ясным, как солнечный луч, быть спокойным и холодным, неподвижным, как снег Гималаев, быть буйным и мятежным как море — таков должен быть истинный Искатель».

 

 

Глава 43

Георгий Оттович Мёбес

 

Один из основателей русского течения христианской Каббалы и алхимии. В начале XX века возглавлял орден розенкрейцеров и создал очень мощную теорию христианской Каббалы, во многом построенной на математическом аппарате. Мёбес дает подробный анализ Арканов Таро и дерева Сеферот, как основных понятий Каббалы и Алхимии. Трудно выделить в связи с сложностью аппарата что-либо конкретное, но в качестве иллюстрации Мёбес дает фазы развития человека по старшим Арканам.

Итак, человек в фазе самопознания (Аракан первый «Маг») порождает науку (Аркан второй, «Изида»), берет ее себе в супруги, благодаря ей делается производительным (Аркан третий, «Императрица»), чем приобретает авторитет (Аркан четвертый, «Император»). Создание этого авторитета ведет к порождению человеческой пентаграммы (Аркан пятый, «Великий Иерофант»). Но как только последняя сформировалась, ей приходится стать лицом к лицу с задачей выбора пути (Аркан шестой, «Выбор»). Она приурочила себя к выбору правой тропинки и оказалась Победительницей (Аркан седьмой, «Победитель»). Этим Арканом заканчивается цикл идейного воспитания личности. Победитель начинает цикл формального самовоспитания установлением закономерности (Аркан восьмой, «Карма») в среде, где он будет продолжать работу. Закономерность эта гарантирует этой среде поддержание некоторого предельного уровня этических норм, от которого человек будет отталкиваться, дабы совершить прыжок в более высокие области формальной этики. Стремление усовершенствоваться увенчается достижением посвящения (Аркан девятый, «Отшельник») За посвящением следует погружение в некоторую замкнутую систему (Аркан десятый, «Колесо фортуны»). Система эта может оказаться внешним миром, в который периодически возвращается посвященный для воздействия на ближних. Эта система может оказаться просто Каббалой, в которую посвященный углубляется для рационального совершенствования комплекса клише его окружающих. Наконец, система может свестись к области медитации над тем, что называется Заветом. Занятие этой замкнутой системой приводит посвященного к формированию цепи-силы (Аркан одиннадцатый, «Сила»). В цепи явно скажется необходимость жертвы (Аркан двенадцатый, «Повешенный»). Жертва внутрь интересам цепи и наружу, интересам внешнего человечества. Выполнение долга жертвы приведет к перемене плана (Аркан тринадцатый, «Смерть»). Этим тринадцатым Арканом и заканчивается цикл первого ХЕ (напомню, имя Бога ЙОД—ХЕ—ВАУ-ХЕ). (Седьмым Арканом заканчивался ЙОД). За формальным воспитанием следует реальное соприкосновение с элементами трехплановой жизни. Всякая смерть (Аркан тринадцать) есть вместе с тем рождение в новую жизнь с полным пониманием обратимости (Аркан четырнадцать, «Умеренность») некоторых энергетических проявлений. Если перемена плана была просто экстериоризацией, то клише обратимости процессов мы приносим с собой из астрального мира. Так или иначе, эти фазы приведут к обладанию мощью астральных сил (Аркан пятнадцать, «Дьявол») или к аналогичной этой мощной логике, или, наконец, к возможности использований проявлений рока. Пятнадцатый Аркан облечется в применении в одну из форм шестнадцатого Аркана — сведется или к логическому исключению тех или других тезисов, или к астральному принуждению тех или других сущностей, или к физическому притеснению трехплановых существ умелым использованием рока (Аркан шестнадцать, «Башня»). С того же шестнадцатого Аркана начинается новый полуцикл активных применений той или другой мощи. Но этот Аркан нуждается в супруге, которую найдет в форме какого-нибудь дивинационного начала (Аркан семнадцать, «Интуиция»), позволяющего ему ориентировать свою активность. А понимание условий собственной работы откроет человеку глаза на возможность работы других не только за него, но и против него. Он поймет, что есть враги во всех планах (Аркан восемнадцать, «Луна»). Это сознание необходимости враждебных элементов повсюду будет душить его и понудит искать выхода к свету из своего стесненного положения. Выход этот обрисуется отдаленным силуэтом великой герметической задачи (Аркан девятнадцать, «Солнце»). Этим заканчивается цикл третьего слога имени Бога — ВАУ. Остающиеся четыре Аркана дают план осуществления упомянутой задачи. Проходящий их находится же на пути к реинтеграции. Таким образом, цикл второго ХЕ в имени Бога начинается постановкой вопроса о герметизме (тот же девятнадцатый Аркан), при проработке которого необходимо нужно будет натолкнуться на сознательное убеждение в возможности перерождать и перерождаться (Аркан двадцатый, «Суд»). Необходимо перерождать побудит проникнуть в тайну Аркана двадцать первого («Безумный»), Аркана реализационного в тесном смысле этого слова. Чтобы уметь утончать коагуляты, надо узнать, как они образовались, надо до известной степени уметь их образовывать. Запасшись всем этим, человек способен совершить Великое Делание (Аркан двадцать второй, «Мир») и перейти тем самым в трефовую масть минорных Арканов для дальнейшего развития.

 

Глава 44

Алексей Алексеевич Ухтомский

 

Первоначально Ухтомский обучался в духовной академии. Тема его диссертации в духовной академии — «Космологическое доказательство Бытия Божия». В самом подходе к раскрытию этой фундаментальной для богословия темы отразилось все своеобразие мировоззрения Ухтомского, его постоянное стремление найти общий язык между наукой и религией, одухотворить науку, с одной стороны, внести в нее необходимые для ее жизни нравственные коррективы, а с другой, попытаться научно проанализировать тончайшие высоты человеческого духа. Кандидатская диссертация поставила на очередь ближайшее изучении физиологии головного мозга, нервной деятельности вообще, а также физиологии поведения. Взгляд Ухтомского обращается к университету. Он становится физиологом. Вообще Ухтомский вошел в историю отечественной и мировой науки и культуры как один из блестящих продолжателей петербуржской физиологической школы, рождение которой связано с именами Сеченова и Введенского. Созданное Ухтомским учение о доминанте сегодня рассматривается как прочная методологическая платформа для понимания законов организации целенаправленного поведения животных и человека. Ухтомский никогда не ограничивал принцип доминанты областью только физиологических процессов, а увязывал его с фундаментальными вопросами человеческого бытия и познания, его личной социальной сущности и психическими процессами. Принцип доминанты стоит в ряду крупнейших обобщений нашего времени, привлекая пристальное внимание ученых различных специальностей, так как позволяет изучать не только мозговые процессы, но и психологические законы поведения человека как личности, а также социальные проблемы. Учение о доминанте стало основой формирования Ухтомским единой философской, мировоззренческой концепции человека, разработанной им на стыке различных наук: философии, психологии, физиологии, социологии и этики, концепции, в которой человек предстает во всей целостности и в неразрывной совокупности его телесных, душевных и духовных качеств, - его внутренней свободы. В учении Ухтомского о природе человека прослеживается яркая этическая направленность. Человек мыслится им в постоянном процессе становления, и прежде всего становления духовного. Нравственность, как считал Ухтомский, является одним из естественнейших биологических оправданных законов жизни человека. Ухтомский здесь делает поистине новаторский скачок в рассмотрении природы человека. Он органически примиряет вещи, долгое время казавшиеся непримиримыми: знание и веру, науку и религию. Концепция Ухтомского впервые раскрывает роль идей и идеалов как естественных законов бытия человека, как высших социальных и духовных ориентиров человеческого общежития, обеспечивающих его духовное здоровье. Идеалы — это ведущие образы предвкушаемой и предвидимой человеком реальности. Строительство идеалов всегда связано с верой человека в возможность существования или осуществления чего-либо. Но чтобы не быть авторитарной и монологичной, чтобы нести истинно продуцирующий импульс для жизни человека, вера должна всегда быть построена на творческом начале, должна служить не консерватизму человека, а его духовному прогрессу. На этом принципе построены выработанные Ухтомским законы общения: закон Двойника и закон Заслуженного Собеседника. Двойник — это психофизиологически оправданное состояние человека (суждение о мире с точки зрения своих доминант, видение мира сквозь призму индивидуальных потребностей, мотивов поведения). Это ситуативное состояние, сопровождающее человека каждую минуту. Но чтобы не стать статичным, консервативным состоянием души, оно должно иметь корректив, идеал, который в самом себе несет идею развития и динамики. Духовная жизнь человека — это всегда жизнь на острие ножа. И только в движении возможно сохранить равновесие этих начал. Заслуженный Собеседник и является тем идеалом нравственного совершенства, недостижимым но искомым. Человек во всех своих конкретных проявлениях участвует в непрекращающемся процессе живого предания от отцов к детям, связывающего все поколения в живую цепь истории. Пути истории проходят через каждого из нас. И история развивается, обогащается через индивидуальный опыт каждого человека, через глубинное, личностное переживание и познание им Истины, Добра и Красоты. Отсюда и среда для человека — это не просто объективная реальность, но, будучи пронизана субъективным видением, она всегда предстает в контексте культуры, объединяющей как индивидуальный внутренний мир человека, это зазеркалье, так и коллективное бессознательное, которое Ухтомский назвал опытом отцов. Каждый конкретный момент несет на себе отпечаток многовекового опыта, взаимоотношений человека с миром. И в этом глубокий историзм бытия. Сегодня данное — это лишь плод, результат тех или иных событий, преобразований, причины которых формировались задолго до настоящего проявления.

Ухтомский говорит, об основной «мелодии», которой заполнена его жизнь. - Ему представляет тревожным, опасным и вредным для человека то состояние, когда сбываются мысли. Он поясняет, что эта болезненная как бы «мелодия» мучительно объясняет, почему в его глазах так исключительно драгоценно человеческое лицо и влияние на человека другого лица. Когда у человека все сбывается по его мыслям, это ведет его к самоудовлетворению, к покою, к глухоте относительно тех голосов, которые рядом с ним. Самоудовлетворенный и довольный своими мыслями человек солипсичен. Этим он довел себя до конца. Хорош человек тогда, когда он в борении, и прежде всего в борении с самим собою, когда он в творчестве готов принять реальность и новую, вопреки своим излюбленным теориям и покою. Но где наименее выдуманная мною самим, наиболее безусловная, наиболее конкретная и непрестанная новая реальность, как не в живом человеческом лице вне меня? Что же более, нового непрестанно обновляющегося, чем человеческое лицо рядом и около меня. Поставить доминанту на человеческое лицо, то есть на реальнейшую из реальностей, то, что дано тебе сейчас и в ближайшем встречном человеке — это значит уметь заранее приветствовать и принимать все то новое, постоянно вновь заявляющее о себе бытие другого, независимо от моих ожиданий и теорий о нем. Категория лица должна быть принята в качестве вполне самостоятельного, исключительного фактора опыта и жизни наравне с такими категориями, как причина, бытие, единство, множество, цель, - и человеческая деятельность, культура, исторический подвиг является поистине «звенящей медью и бряцающим кимвалом», пока человек не внес в свой обиход категорию лица, пока доминанта его не поставлена решительно на лицо вне его. Любимое человеческое лицо лучше всего символизирует то, что представляет для человеческого мышления и поведения истина, предчувствуемая и проектируемая, но не дающаяся в руки, влекущая за собой все далее вперед. Она всегда нова и всегда впереди. Для натуралиста именно такова истина. Жизнь, история и культура будут бесконечно новы и содержательны, когда они будут направлены на лицо.

 

Глава 45

Алексей Лосев

 

С точки зрения Лосева, не экономика, не наука, не идеология, не политика, не искусство и не Церковь управляет историей, они сами в своем становлении и изменении управляются мифологическими силами, которые отражают различные варианты совмещения в личности ее одновременных стремлений к вечному и к приходящему. Признание тотальности мифологии, в которой живет человек, по Лосеву, вовсе не означает фатальной обреченности на несвободу воли. Напротив, мыслитель стремится помочь человеку решить задачу обретения своего подлинного места в бытии, дать ему чувство устойчивости и не раствориться в мире. Так появляются центральные категории его философии: жизнь, диалектика и миф. Концепция Лосева отличается от подходов, сложившихся в русской религиозной философии. Там двойственность материального и духовного примиряется в лице Иисуса Христа. Лосев же исходит из уже осуществленного единства, неразрывной связи идеи и вещи, человека и мира, которая воплощается в понятие «жизнь». Только на этом пути можно решать вопросы свободы и необходимости, вечности и смерти, рая и ада. Именно в этом изначальном единстве заключено напряжение самой жизни и реально живущего человека, драматизм человеческого существования. Противоречие есть жизнь и жизнь есть противоречие, ждущее синтеза. Прошлая философия ставила человека в противоречивую ситуацию и заставляла его мучительно думать, выбирать «или — или». Диалектика Лосева имеет особый смысл. Она помогает человеку не выбирать, но жить в противоречиях. Человек, обживая мир, в котором он живет, превращая его в свой «дом», тем самым преодолевает судьбу. Улавливание ритма жизни, оформление и осмысление жизни на основе диалектики, как на непосредственной основе жизни, на деле есть развертывание диалектической мифологии. У Лосева миф диалектичен, а диалектика мифологична. И в этом также заключено два смысла абсолютной мифологии Лосева. Образно говоря, живя в этом мире, человек может построить свой «дом» - уютный миф, в котором он будет отгорожен от всего мира, но можно обрести уютный «дом» и в Универсуме. Третьего здесь не дано. Человек обречен жить в мире, и за рамки его выйти не может. Но какой это будет мир: или замыкающийся на себя и своих близких и родные вещи, миф человека повседневности (первичный миф), или другой миф, тот, что связывает человека с общим, миф возвышающий, дающий силу, мужество и благородство быть Человеком с большой буквы, человеком универсума в этом обездушенном мире. Лосев считает, что только через любовь к общему, к идее человек может чувствовать себя смысловым центром мира, он отталкивается от повседневности и ее преодолевает. Философия в такой ситуации меняет свою  направленность. Основной ее проблемой становится рефлексия о возможных и оптимальных структурах индивидуального человеческого бытия во Вселенной.

 

Глава 46

Мераб Мамардашвили

 

Мераб Мамардашвили развивал концепцию философского сознания как выражения спонтанности личности, как духовной деятельности, воспроизводящей в человеке то, что является в нем специфически человеческим.

Непосредственная человечность, данность человека самому себе в его антропологических свойствах — это первое, что мешает человеку мыслить, что отгораживает его, как экран, от самого себя, от своего реального положения в мире и своего предназначения и призвания. Реальный философский акт, присущий личности, это невербальное состояние активности, нахождение в пространстве собственного усилия, трансцендирующего усилия, состоящего в способности поставить самого себя на предел, за которым в лицо глядит облик смерти, на предел, который символизирует для человека его способность или готовность расстаться с самим собой, каким он был к моменту события, расстаться со слепившейся с ним скорлупой. Перевод живого, невербального, свободного действия за язык философских категорий не есть простая рационализация, в которой умирает наше неповторимое бытие, «я». Философия сохраняет связь с живым проявлением человеческой спонтанности, если ее язык рассматривать не как язык понятий, не как язык строгой науки с ее смысловой определенностью и предметной заданностью, но как язык предельных символов, в которых просвечивает трансцендентное, всесвязность космического целого. Символизм философского мышления открывает бесконечную возможность самоинтерпретации. Концепция отрицательной онтологии Мамардашвили дает способ сознания личностью самого себя как творческого начала, субъекта деятельности, делает историю ответственным полем драмы человеческого существования. Основное противоречие самосознания, являясь одновременно основной проблемой личности, ее предназначения — это способность поместить себя в свою мысль, не в том смысле, что необходимо правильно, адекватно отразить свое «я» в образе «я», но в смысле быть способным к жизненной интерпретации своей мысли о себе, способным делать мысль о себе — собою, способным мысль о свободе воплотить в свободный поступок, мысль о добре — в акт добра. Философская символизация как некая пауза недеяния оказывается посредником между невербальным актом выхода за пределы непосредственно человечности и поступком как ценностно ориентированным действием. Именно это опосредование проявлений человеческой спонтанности предельными культурными символами блага, красоты, справедливости, добра, истины и характеризует самосознание как социальный в широком смысле феномен. Это хорошо понимали древние, - считает Мамардашвили. Не случайно они в один шаг философского размышления соединяли истину, добро и красоту. Это не было, как известно, соединением дисциплин, а было выражением самой природы, самого вот такого странного способа человеческого бытия, где бытие есть в той мере, в какой есть понимание бытия в самом бытии и усилия по его поддержания к воспроизводству.

Мамардашвили говорит, что «для того, чтобы в тебя вошел свет истины, нужно, чтобы ты сильно устал и ничего не знал».